Завоеватель сердец - [144]

– Гирт! Гирт!

Из рядов саксов вырвался молодой человек и упал на колени рядом с мертвым телом. На него с криком налетел рыцарь.

– Сан-Маркуф! Сир Сан-Маркуф!

Но чудовищной силы удар топора разрубил его почти надвое. Еще несколько мгновений Рауль видел, как молодой сакс отчаянно защищает тело Гирта; однако затем нормандцы сомкнулись вокруг него, и он, упав, исчез под копытами коней.

Из сотен саксонских глоток вырвался яростный рев, который прорезал чей-то одинокий голос:

– Гирт и Леофвин! Оба, оба! Ату, нормандские душегубы! Ату!

Герцог поскользнулся на омерзительной каше лошадиных внутренностей и схватил под уздцы проезжавшего мимо жеребца. В седле сидел какой-то рыцарь из Мэна; он попытался оттолкнуть герцога, крича:

– Отпусти мой повод! Богом прошу, дай мне проехать!

Мышцы на руке Вильгельма напряглись словно стальные канаты. Он рванул упирающегося жеребца на себя.

– Кровь Христова, разуй глаза! Я – твой сюзерен! – сказал герцог. – Слезай! Я – Нормандец!

– Сейчас каждый за себя! Не слезу! – бесстрашно отмахнулся рыцарь.

Глаза герцога яростно блеснули.

– Ах ты собака!

Схватив рыцаря за пояс, он с легкостью выдернул его из седла, словно тот был не тяжелее пушинки. Отчаянный вояка кубарем покатился по земле; герцог же запрыгнул жеребцу на спину и вновь рванулся в самую гущу свалки.

Прямо перед ним затрепетали ласточки на знамени Гийома Мале; откуда-то из центра шеренги до него докатился яростный боевой клич рыцарей Сингуэлица – «Тюри!». Совсем рядом солдаты призывали Сен-Обера, своего святого покровителя. Шум схватки перекрыл голос лорда Лонгевилля:

– Жиффар! Жиффар!

Это старый Вальтер, пешим порядком сражавшийся с тремя саксами сразу, был ранен и упал на колени, успев выкрикнуть свой клич.

Герцог, пробившись сквозь столпотворение, атаковал врагов лорда Лонгевилля.

– Поднимайся, поднимайся, Вальтер, я с тобой! – окликнул он его.

Вот булава Вильгельма опустилась на деревянный шлем; мозги сакса брызнули на взрытую землю; лошадь под герцогом захрипела и попятилась, он твердой рукой усмирил ее; саксы бросились врассыпную, и Жиффар с трудом, но поднялся на ноги.

– Иди в тыл, старый боевой пес! – скомандовал ему герцог, перекрикивая шум боя.

– Ни за что! Пока я еще могу держать копье! – задыхаясь, крикнул в ответ Жиффар, затем схватил под уздцы пробегавшего мимо жеребца без всадника и вскарабкался в седло.

Тысячи саксов лежали мертвые на поле брани, но стена щитов стояла нерушимо, как и прежде. Полдень уже давно миновал, и солнце нещадно палило изнемогающих от жары ратников. Нормандская кавалерия, выбившись из сил, поредела; всадники откатились назад во второй раз, видя над собой изломанные, но все такие же непобедимые боевые порядки саксов.

Над долиной стоял тошнотворный запах крови; земля настолько пропиталась ею, что стала скользкой, и склон холма был усеян ужасными свидетельствами жестокой схватки: кистями, по-прежнему цепко сжимающими древки копий; целыми руками, отрубленными у плеча; головами, превращенными в бесформенную массу, с вытекшими мозгами. Здесь же лежал чей-то палец, вон там – лошадиное ухо, чуть дальше – половина лошадиной ноздри, когда-то отличавшейся бархатистой гладкостью, а теперь липкой от запекшейся крови.

Измученные и потрепанные эскадроны выстроились вне досягаемости метательных снарядов саксов, что продолжали лететь в их сторону. Рыцари сидели на своих лошадях неуклюже и понуро, словно мешки с мукой; сами же кони стояли, широко расставив дрожащие ноги; губы и уздечки их покрывала пена, а бока, разорванные шпорами всадников, пузырились кровью.

Все мысли об Эдгаре напрочь вылетели из головы Рауля, чему он был только рад. В мире осталась только кровь: фонтаном бьющая из разорванных артерий, медленно текущая из глубоких ран или засыхающая на обезображенных телах, коими было усеяно поле боя.

Хранитель выпустил скользкий повод, упавший на шею Бертолена, и попытался вытереть ладони о штаны. Он тупо спросил себя, кто из его друзей остался в живых; Раулю показалось, что в гуще боя он расслышал голос Фитц-Осберна, и тут же ему на глаза попались Грантмеснил и Сен-Совер, утиравшие пот со своих лиц.

Кто-то потянул его за рукав.

– Вот, глотни немного, – предложил Эйдес со свойственной ему флегматичностью.

Рауль поднял голову. Брат совал ему в руки бутылку с ушками для подвязывания к поясу; он был грязен до неузнаваемости и забрызган кровью, но при этом по-прежнему сохранял невозмутимость.

– Да благословят тебя все святые, Эйдес! – благодарно отозвался Рауль и сделал большой глоток крепкого вина. – Я устал как не знаю кто. И что теперь? Тебе все еще нравится война?

– По-прежнему, – безмятежно ответил Эйдес. – Но теперь у меня появился зуб на одного оболтуса из Ко, столкнувшего меня в ров во время последней атаки, так что меня едва не затоптали. Когда все это закончится, он дорого заплатит мне за свою выходку. У него на флажке изображена обрезанная по уши голова оленя. Ты, случайно, не знаешь его?

– Нет, – прыснув от смеха, ответил Рауль. – Не знаю.

Вдоль шеренги рыцарей галопом промчался всадник; бароны, совещавшиеся с Вильгельмом, разъехались к своим местам. По рядам прокатилась команда; эскадроны перестроились и застыли в ожидании.