После этого звонка время словно остановилось. Но наконец, после прохладного, дождливого дня, наступил вечер. Эстер подумала, что с таким же успехом можно страдать и лежа в постели. Она перенесла маленький телевизор в спальню, разделась и удобно устроилась в постели перед экраном. По телевизору шла какая-то сентиментальная картина. У Эстер просто сердце разрывалось от жалости, когда малыш плакал, потому что отец запрещал ему видеться с мамой. Буйными волнами накатывала трагическая музыка, и Эстер зашмыгала носом. Она пыталась убедить себя, что это всего лишь кино. Но ничего не помогало. Тем временем фильм уже подходил к концу, и все трое снова жили счастливо. Но Эстер окончательно расклеилась. Она протянула руку за стаканом с водой. И вдруг в ужасе вскочила с кровати. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Патрик.
— В чем дело? — резко спросил он. — Я стучал в дверь, но ты не отзывалась, и я пошел к Дэвиду. Он дал мне ключ… — Он запнулся, уставившись на Эстер. — Что с тобой? Почему ты плачешь?
— Я не плачу, — буркнула она, натянув покрывало до подбородка. — А если я плачу, что с того? Тебя это не касается, — спохватилась она. — Не вижу никаких причин твоему появлению в моем доме.
— Я забеспокоился, когда ты не пришла к Лидии. Она сказала, что ты заболела. — Патрик приблизился к ее кровати и встал, сложив руки на груди. — Это правда? — Он прищурил глаза, наклонился и коснулся пальцем ее шеи.
Эстер сердито отвернулась, испытывая желание убить Патрика.
— Пожалуйста, уходи. — Раньше, воображая их встречу, она представляла себе, как появится перед ним во всей красе и повергнет его в замешательство. Вместо этого растрепанные волосы, красные от слез глаза, старенькая полосатая пижама.
Патрик отступил, сжав зубы.
— Кажется, у тебя температура, я, пожалуй, вызову врача.
— Даже не думай. Со мной все в порядке, — раздраженно заявила она.
— Но ты же сказала Лидии, что нездорова.
Она бросила на него гневный взгляд.
— Я соврала.
— Зачем? Чтобы не встретиться со мной?
— Именно.
— Что совсем не объясняет потоков слез.
К великому неудовольствию Эстер, он придвинул стул к кровати и уселся с видом человека, готового к долгому разговору.
На нем был безупречно сшитый светлый льняной костюм. Воротник белой рубашки был расстегнут. Его вид был настоящим испытанием для глаз Эстер. И ей мучительно хотелось, чтобы эта элегантная персона удалилась и оставила ее в покое.
— Будь добр, уходи, — попросила она его с достоинством.
— Да, сейчас, — решительно ответил он. — Только вот позвоню Дэвиду и скажу ему, что с тобой все в порядке, и ты не валяешься на полу в бессознательном состоянии.
— Я сама.
— Я обещал ему, что позвоню. — Он снял трубку с телефона, стоявшего у Эстер на столике.
Она стиснула зубы и поглубже залезла под одеяло, слушая, как Патрик убеждал Тэлли в том, что не о чем беспокоиться и он не уйдет, пока не убедится, что с Эстер все в порядке.
— Если уйду, — добавил он, проглядывая список имен, записанный на телефоне.
Эстер воззрилась на него.
— Что значит «если»? И чей номер ты сейчас набираешь?
— Твоего врача.
— Мне не нужен врач. Я уже была у него сегодня утром.
— Зачем? — резко спросил Патрик.
— Он смотрел мою ногу. У меня случилась небольшая неприятность — я порезалась электропилой.
— Я слышал. Сегодня вечером, от племянников. — В голосе Патрика звучали укоризненные нотки. — Никому и в голову не пришло уведомить меня об этом — я так и сказал Дэвиду. На прошлой неделе я позвонил тебе в магазин, но мне ответили, что ты в отпуске.
— Я гостила у мамы, — пробормотала Эстер и неловко пошевелилась в постели.
— Что с тобой, тебе плохо? — вскочив, забеспокоился он.
— Нет! — Эстер покраснела, точно школьница. — Просто мне надо в ванную.
Патрик протянул ей белый махровый халат, и в неловком молчании Эстер завернулась в него и покинула комнату с видом, исполненным достоинства. В ванной она умылась холодной водой и причесалась. Вернувшись в спальню, она обнаружила, что Патрик навел порядок: взбил подушки и аккуратно разложил их.
— Возвращаюсь к моему вопросу: почему ты не открыла дверь? — спросил он, когда Эстер поспешно скользнула обратно под одеяло.
— Я не слышала стука. Я смотрела очень грустный фильм, и звук был включен на полную громкость. В фильме звучала трагическая музыка. Поэтому я и плакала. Весьма душещипательная вещь. — Она холодно улыбнулась ему. — Уж не думаешь ли ты, что я плакала из-за тебя?
— А следовало бы, — упрекнул он ее и направился к двери. — Я принесу тебе чай.
Эстер открыла рот, собираясь сказать, чтобы он уходил, что она не хочет никакого чая, но промолчала. Потому что она хотела чаю и хотела, чтобы он остался. И злилась из-за этого на себя.
Патрик вернулся на удивление скоро, без пиджака, с подносом и двумя чашками. Он налил чаю в чашки и передал Эстер. Она вежливо поблагодарила его и сказала, что, если он хочет, в холодильнике есть пиво.
— Спасибо, я лучще выпью чаю. — Он налил себе чашку и уселся, вытянув ноги, в маленькое плетеное кресло.
Эстер, настороженная, отпивала маленькими глотками. Чай был вкусный, словно нектар.
— Тебе незачем оставаться, — сказала она безразличным тоном, — теперь ты знаешь, что со мной все в порядке.
