Завоевание куртизанки - [32]

– Я не умею ездить верхом! – твердила она.

– Сумеешь. – Он замолчал и пристально посмотрел на нее. – Ты дрожишь как осенний лист.

Ей показалось, что в его глазах мелькнуло беспокойство. Но от веры в человеческое сочувствие она отказалась, как и от своего целомудрия, много лет назад. Злость на себя добавила остроты в ее ответ.

– Конечно, дрожу, олух вы этакий.

Он снова рассмеялся, лишь подтверждая, что минутной жалости никогда и не было.

– Ты устраиваешь Ангусу и Энди большое развлечение. Они убеждены, что все англичанки сумасшедшие.

– Мне все равно, – пробормотала она.

Ее просто трясло, когда Кайлмор подошел к головному пони, злобному на вид животному мышиного окраса.

Вопреки всему Верити прижалась к своему мучителю.

– Пожалуйста, ваша светлость, отпустите меня. – Даже самое чуткое ухо не услышало бы в ее словах ничего, кроме жалобной мольбы.

Конечно, он не смягчился. Ведь он увез ее из дома для того, чтобы мучить.

Верити приготовилась к насмешкам, но герцог заговорил со спокойной уверенностью, проникавшей в ее испуганную душу, как нож в мягкое масло.

– Я не думал, что ты можешь чего-то бояться, Верити.

«Я боюсь вас», – с отчаянием призналась она себе и ахнула – он бесцеремонно посадил ее в дамское седло.

С огромным усилием она сдержалась и не закричала.

Лошадка была невысокой, но земля казалась так далеко внизу, что закружилась голова. Верити глубоко вздохнула, сдерживая приступ тошноты, и, чтобы не упасть, ухватилась за седло.

– Ангус! – крикнул Кайлмор стоявшему поблизости гиганту, заметив, что лошадь готова сбросить неудобный груз.

Гигант схватил поводья и ласково заговорил, успокаивая беспокойного демона под седлом Верити. Кайлмор положил затянутые в перчатки руки по обе стороны от напуганной ученицы. Ощущение его близости растопило ледяной паралич, лишавший ее способности сдвинуться с местами Верити попыталась соскользнуть с седла.

– Прекрати это, – тихо посоветовал Кайлмор, наклоняясь, чтобы удержать ее в седле. – Ты испугаешь лошадей.

Возмущение его наглостью преодолело даже не покидавший ее страх. Как она ненавидела герцога. Страх и ненависть боролись в ее трепещущей душе. Если бы только тогда в Уитби она вырвала у него пистолет и всадила пулю в его черное сердце. Она вскинула голову и посмотрела Кайлмору в лицо.

– Я испугаю лошадей! – в ярости повторила она.

– Да. Они простодушные существа. Истеричные женщины заставляют их нервничать.

Он решительно сунул ее ноги в стремена и, положив руку на поясницу, заставил Верити выпрямиться. Она напрасно пыталась не замечать этого теплого прикосновения.

– Ты слишком напряжена. Расслабься.

– Вам легко говорить, – с обидой сказала она, стараясь не шевелиться.

Как она удержится в седле, когда это проклятое животное пойдет? Она упадет, и копыта пони растопчут ее. Верити закрыла глаза и подавила следующий приступ тошноты.

Кайлмор вздохнул и принялся поглаживать пленницу по спине. Каждый нерв в ее теле откликался на круговые движения его руки.

– Я не могу посадить тебя к себе, – с сожалением сказал он. – Пони едва выдерживает мой вес. А дорога слишком плохая и неровная.

Она почувствовала, как отхлынула кровь от щек, унося даже сердитый румянец. Открыв глаза, она взглянула на пони. Огромный серый жеребец герцога пасся неподалеку и казался по крайней мере в десять раз больше, чем исчадие ада под ее седлом.

Должно быть, по ее лицу Кайлмор догадался о ее мыслях.

– Именно так. А теперь смелее. Дальше мы поедем на пони.

Свободной рукой он отодрал ее пальцы, вцепившиеся в луку седла, и положил их на жесткую гриву животного. Пони беспокойно переступал ногами.

Кайлмор что-то успокаивающе прошептал ему по-гэльски. Верити оскорбило, что герцог абсолютно таким же тоном уговаривал ее саму не слезать с седла. И еще более оскорбительным было то, что животное оказалось таким же сговорчивым, как и она.

– Я не могу, – дрожащим голосом сказала она.

– Можешь. Я поведу твоего пони. Ты в полной безопасности. Только держись. Хочешь, можешь прочитать молитвы, если это тебе поможет.

– Ничто мне не поможет, – с капризными нотками в голосе сказала она.

Он коснулся ее щеки.

– Смелее, Верити. Раньше тебе всегда хватало смелости.

Простое дружелюбие этого жеста настолько удивило ее, что она только через несколько минут поняла другое, еще более поразительное. Он похвалил ее за что-то, не имеющее никакого отношения к знойной красоте Сорайи.

Он уверенно произносил своим звучным голосом ее имя – Верити.

К тому времени, когда она осознала эту поразительную перемену, их маленький караван пустился в путь, и ее пони покорно тащился позади Кайлмора.

Красота ранит больнее, чем клинок. Как бы ни старался Кайлмор, он не мог заглушить острую боль в сердце, шутя разрушавшую броню, которой он окружил себя за годы отстраненности.

Сидя на широкой спине своего пони, он смотрел на холмы Шотландии, озаренные золотым сиянием уходившего лета, и гнал прочь тяжелые воспоминания, полные ужаса и горя. Но они преодолевали его слабую защиту и проникали в душу. В невыразимой муке Кайлмор закрыл глаза.

С семилетнего возраста он никогда не заезжал так далеко на север. Он забыл свежесть воздуха, бесконечные гряды гор, растворявшихся в голубой дали, просторное небо, красные ягоды рябины, пурпур вереска, тихую музыку вод. Он забыл эту непередаваемую красоту, яркой золотой нитью пронизывавшую его проклятое детство..