Завоевание Англии - [137]

Старцы сошли с коней и вошли во двор, где их опять окружили жены сражающихся, забрасывая обоих вопросами о битве.

Добродушные старцы успокаивали и утешали всех, сколько было возможно, а потом вошли в церковь.

В это время сражение разгоралось все жарче.

Обе рати Вильгельма, состоявшие из союзных войск, пытались — правда, напрасно, — окружить английский передовой полк и разбить его с тыла. Отважное войско оказалось тем самым вообще без тыла; оно отовсюду представляло собой плотный фронт; щиты образовали сплошную неприступную стену.

Вильгельм знал, что его войска не смогут проникнуть в укрепление, пока передовой полк твердо стоит на месте. Убедившись в его силе, он счел необходимым изменить образ действий. Он присоединил своих рыцарей к другим отрядам, разбил войско на множество колонн и, оставив большие промежутки между стрелками, велел тяжелой пехоте окружить треугольник и прорвать его ряды, чтобы дать коннице возможность идти в атаку.

Гарольд, находясь среди своих кентских удальцов, продолжал ободрять их. Как только норманны начали приближаться, король соскочил с коня и пошел пешком туда, где должно было ожидать сильнейшего натиска.

Наконец норманны подошли и начался ближний бой… В сторону дротики и копья! Замелькали мечи и секиры. Норманнская пехота валилась, как трава под косой, поражаемая твердой рукою ратников Гарольда. Тщетно в промежутках между вражескими колоннами их настигала, как гром, сила храбрых рыцарей; тщетно сыпались беспрерывные тучи стрел и сулиц.

Воодушевленные присутствием короля, сражавшегося наравне с простыми ратниками, глаза которого в то же время всегда готовы были усмотреть опасность, а голос — предупредить о ней, жители Кента дрались отчаянно и в строгом порядке. Норманнская пехота заколебалась и стала отступать; англичане же, заметив это, удвоили усилия и продолжали теснить врагов шаг за шагом. Воинственный крик саксов: «Вперед, вперед!» раздавался все громче и уже почти заглушил слабеющий клич норманнов: «Эй, Роллон, Роллон!»

— Клянусь небом! — воскликнул Вильгельм. — Наши ратники — просто женщины в доспехах! Эй, дротики на выручку! За мной, в атаку, сиры д’Омаль и де Литжен! За мной, Брюс и де Мортен! Смелее, де Гравиль и Гранмениль!

И Вильгельм, во главе своих именитейших баронов и рыцарей, налетел, как ураган, на щиты и дротики саксов. Но Гарольд, находившийся перед тем в самых дальних рядах, в одно мгновение очутился в центре опасности.

По его приказанию весь первый ряд опустился на одно колено, держа перед собой щиты и направив дротики в грудь коням. В то же время второй ряд, схватив секиры обеими руками, наклонился вперед, чтобы рубить и разить. Стрелки же, находившиеся в середине треугольника, пустили густой залп стрел — и половина храбрых рыцарей свалились с коней.

Брюс зашатался в седле; секира отсекла правую руку д’Омаля, а Малье де Гравиль, сбитый с лошади, покатился к ногам Гарольда. Только Вильгельм, обладая невероятной силой, сумел пробиться до третьего ряда и всюду разносил смерть своей железной палицей, пока не почувствовал, что его конь зашатался. Он кинулся назад и, едва успел вырваться из тисков неприятеля, отскакав в сторону, как конь его, весь израненный, свалился на землю.

Рыцари тотчас окружили Вильгельма; человек двадцать баронов соскочили с лошадей, чтобы отдать их ему. Он схватил первого попавшегося под руку коня и, вскочив в седло, поскакал к своему войску.

В это время де Гравиль лежал у ног Гарольда: застежки его шлема лопнули от напряжения, и шлем свалился с головы. Король уже было хотел поразить его, но, взглянув на рыцаря, узнал в нем своего прежнего гостя.

Подняв руку, чтобы остановить своих ратников, Гарольд обратился к рыцарю:

— Встань и иди к своим: нам некогда брать пленных. Ты назвал меня неверным своему слову рыцарем, но как бы там ни было, я — сакс. Я помню, что ты был моим гостем и сражался рядом со мной, a потому дарю тебе жизнь. Иди!

Де Гравиль не сказал ни слова, но умные глаза его устремились на Гарольда с выражением глубокого уважения, смешанного с состраданием. Потом он встал и медленно пошел, ступая по трупам своих земляков.

— Стой! — крикнул Гарольд, обращаясь к стрелкам, направившим свои луки на рыцаря. — Стой! Этот человек отведал нашего хлеба-соли и оказал нам услугу. Он уже заплатил свою виру.

И ни один стрелок не пустил стрелы в норманна.

Между тем норманнская пехота, уже начавшая отступать, заметила падение Вильгельма, которого узнала по доспехам и лошади. С громким отчаянным криком: «Герцог убит!» воины повернули и пустились бежать в страшнейшем беспорядке.

Успех явно клонился на сторону саксов, и норманны потерпели бы полное поражение, если бы у Гарольда было достаточно конницы, чтобы воспользоваться критическим моментом, или если бы сам Вильгельм не удержал бегущих, отбросив шлем и открыв лицо, горевшее свирепым, безудержным гневом.

— Я еще жив! — угрожающе закричал он. — Смотрите мне в лицо, вы, вожди, которым я прощал все, кроме трусости! Я теперь страшнее для вас, чем все эти англосаксы, обреченные небом на казнь и на проклятие! Стыдитесь! И это вы — норманны? Я краснею за вас!