Заводи кого угодно, только НЕ КРОКОДИЛА! - [4]

Первые аквариумы

Как-то в мае, когда я прогуливался в районе рыбных прудов у речушки Ракош, один мальчуган выудил маленькую — в пять сантиметров — щучку. Я тотчас выкупил у него рыбешку за форинт. В тот же день я оборудовал пятилитровый аквариум для щуки и двух солнечных рыбок, которых приобрел вместе с аквариумом. Тетушка Хильда и ее муж были в восторге от живого уголка; мне кажется, они впервые в жизни видели подобное зрелище. Должно быть, они даже испытывали гордость за своих жильцов, потому что каждого, кто приходил в дом, они непременно тащили к нам полюбоваться аквариумом. Щука начала было нападать на солнечных рыбок, но поймать их ей не удавалось, а те не обращали на нее ни малейшего внимания. Зачастую она бросалась на собственное отражение в стекле, принимая его за добычу. Как правило, я кормил щуку уклейками — подцепив безжизненную рыбку пинцетом, я протягивал ее щуке. Привыкнув, она вскоре стала бросаться даже на пустой пинцет. Когда щука была голодна, она вся как-то бледнела и тускнела, а после кормления опять делалась темной. Вообще щука отличалась крайней ненасытностью — она заглатывала по две-три двухсантиметровых уклейки, а более мелких могла слопать и шесть-восемь за один раз. Через три недели щука уже давала себя погладить и не уплывала прочь. «Ручная» хищница настолько привыкла получать корм с пинцета, что, когда я запустил к ней живую уклейку, она несколько дней не трогала рыбку, хотя и была голодна; она схватила уклейку, лишь когда я сам выловил ее пинцетом и протянул щучке. К сожалению, с рыбешкой для корма я занес ихтиофтириоз и щучка моя через месяц погибла.

После этого в увлечении аквариумистикой для меня наступил перерыв на несколько месяцев, а по осени я вновь вернулся к этому занятию. Я приобрел сорокалитровый аквариум и водрузил его на жестяную больничную тумбочку, стоявшую в нашей комнате. Тетушка Хильда в лице переменилась при виде столь вольного обращения с ее мебелью. Желая смягчить хозяйкины страдания, я попросил продать мне тумбочку. В нижнем, закрывающемся отделении тумбочки вместо ночного горшка я поместил микрокомпрессор, после чего принялся экспериментировать с домашними рыбками. Больше всего забот мне доставляли щиповка, пескарь и ерш. Помимо того, что эти рыбы требовательны к содержанию кислорода в воде, они еще необыкновенно чувствительны и к температурным колебаниям. Пескарь и ерш к тому же оказались и весьма пугливыми; иной раз достаточно было включить лампу или опустить сачок в аквариум, чтобы какая-нибудь из этих рыбок, испуганно выскочив из воды, тотчас же бездыханная опускалась на дно.

Несколько ящериц и даже чуть ли не гадюка

Весной следующего года я переоборудовал пятилитровый аквариум в террариум. Сделать это было несложно: я вылил из аквариума воду, выстлал дно мхом, поставил стеклянную мисочку с водой, поместил туда несколько прытких и стенных ящериц и заменил стеклянную пластину-крышку проволочной сеткой. Вскоре оказалось, что это техническое решение не самое совершенное. На другой день, когда мы после занятий вернулись домой, тетушка Хильда, несколько бледная, но торжествующая встретила нас и вручила завернутые в газетную бумагу бренные останки прыткой ящерицы. Она обнаружила животное в своей спальне и пристукнула поленом. Расстроенный, я попытался втолковать хозяйке, что ящерица была одной из обитательниц только что созданного террариума и не к чему было убивать безобидное животное. Если тетушке Хильде когда-либо снова попадется ящерица, то надо набросить на нее тряпку, поместить ящерицу в стеклянную банку и накрыть банку тряпкой. Через два дня хозяйка с гордым видом вынесла нам навстречу стеклянную банку из-под варенья, где находилась другая наша ящерица, но на сей раз живая.

Летом меня на месяц призвали на военные сборы. Я попал в Бёхёне, чему был очень рад. В тех краях обитает черная гадюка — разновидность гадюки обыкновенной, — и я мечтал увидеть ее, а если получится, то и поймать. В лагере ходили кошмарные слухи о злобных гадюках, и новоиспеченные солдаты в страхе за свою жизнь каждый день убивали несчастных ящериц семейства безногих, хотя те не могли причинить никакого вреда человеку. Все свободное время я посвятил поискам гадюки, но мне попадались лишь медянки, безногие ящерицы, всевозможные лягушки. Вскоре я поймал молоденькую полевку. Поместив добычу в стеклянную банку, я принес ее в палатку, где кроме меня жили еще десять человек, тоже студенты-ветеринары. В первый же вечер кто-то из ребят, разуваясь, угодил сапогом по банке; банка опрокинулась, полевка убежала, но недалеко — она тоже решила поселиться в нашей палатке. Соседство оказалось малоприятным — по ночам она шуршала-скреблась то в одном соломенном матраце, то в другом, и ребята то и дело издавали испуганные вопли, а днем костили меня на чем свет стоит. Каждый вечер мы слышали и даже видели маленького грызуна, но поймать его так и не сумели.

Когда настал долгожданный последний день сборов, я уже был счастливым обладателем пятнадцати лягушек, двух ящериц и одной медянки. Распределив всю живность по видам, я разложил ее в холщовые мешочки и упаковал вместе с воинским снаряжением в большую и нарядную картонную коробку. До демобилизационного пункта, который находился в Капошваре, мы добирались с пересадкой. И в пути со мной произошел ужасный конфуз. Мы уже направились к Будапешту, когда я спохватился, что коробка с ящерицами-лягушками осталась в другом поезде. На каждой остановке я выскакивал из вагона и мчался к начальнику станции. «При пересадке я забыл в поезде очень ценный сверток»… — взволнованно начинал я, но закончить фразу мне ни разу не удавалось, потому что мой состав трогался и я едва успевал вскочить в него. Обеспокоенные начальники кричали мне вслед один и тот же вопрос: «Что в нем было?». А я, запыхавшись от быстрого бега, надрывался в ответ; «Лягушки и змеи!». Могу себе представить, что думали обо мне эти готовые посочувствовать моей беде люди. Но больше всего мне хотелось бы присутствовать при сцене, когда, обнаружив злополучную коробку, будут вскрывать ее!