Зависимые - [51]

Но я была такой трусихой, чтобы взглянуть глубже. Я так боялась разбить свое сердце, что в итоге разбила два.

Мои ноги подкосились, я сползла на пол, положив голову на бархатное сиденье дивана, и дала волю слезам.

В эту минуту я ненавидела себя больше всего на свете. За то, что была не такой, как Джекки, за то, как он смотрел на меня, словно глыба льда, и от его теплого и одновременно похотливого взгляда не осталось и следа, за то, что я разрушила все собственными руками.

Но это ведь он изменил мне! Или не изменял? Я уже ни в чем не была уверена. Я только хотела, чтобы он вернулся и сказал, что все это неправда про Кэролайн. Неправда, что он хотел бы любить Джекки. Я бы все отдала за эти слова. И на этот раз я бы поверила ему.

Мои слезы лились и лились, и казалось, что их запас неиссякаем. Я практически ничего не видела из-за этой пелены. Мои глаза горели, а тело дрожало.

Я не заметила, как пролетел день. В доме напротив загорались огни, пока я сидела в темноте. Мой желудок требовал еды, в горле пересохло от того, что я потратила всю воду из запасов своего организма на слезы, но мне не было до этого дела.

Я снова и снова прогоняю в голове его слова, и снова и снова они разрывают мое сердце. Мне кажется, чем больше боли я испытаю сейчас, тем меньше буду испытывать ее завтра.

Как же я ошибалась.

Ни на следующий день, ни через три дня, легче мне не становилось. За исключением того, что я не плакала больше. Оказалось, что слезы все-таки имеют свойство заканчиваться, что было мне абсолютно не на руку. Теперь тупая боль, поселившаяся во мне, просто сидела внутри, и никоим образом я не могла ее выплеснуть наружу.

Мелисса приезжала два раза, прихватив с собой готовую еду из ресторана, и, не смотря на мои протесты, заставляла меня есть. Она пыталась поговорить со мной о Джереми, но каждый раз я прерывала ее в самом начале. Хотя ей удалось донести до меня, что в статье про него и Кэролайн все было ложью.

От этой новости я почувствовала себя еще хуже. Теперь я могла винить только одного из нас, и это был не он. Когда-нибудь я извинюсь за то, что поверила дурацким выдумкам вместо того, чтобы поверить человеку, которого любила всем сердцем. Но это произойдет не раньше, чем я излечусь.

Мои раны были слишком свежи, чтобы терзать их встречами с Джереми. Его последние слова эхом раздавались в моей гостиной, и я пыталась смириться с тем, что это действительно конец. Мне необходимо научиться жить с осознанием того, что я все разрушила. И что, возможно, он пойдет за своим шансом к моей сестре снова.

Джекки должна была вернуться со дня на день, и мне бы не хотелось, чтобы она увидела, НАСКОЛЬКО все плохо, просто взглянув на меня. Так что, я была обязана стать хотя бы подобием того человека, которым она меня оставила.

Мой телефон был все это время выключен. Это должно было мне помочь.

Не то чтобы я думала, что он позвонит мне… хоть когда-нибудь. Я просто еще не была готова включить телефон и не обнаружить его пропущенных звонков.

Глава 23 Джереми

Я скучал по Эви. Сто тысяч раз за те дни, что я не видел ее, мне хотелось послать все к черту и пойти к ней. И хотя я все еще не мог простить ей то, как она меня воспринимала, пока я был влюбленным идиотом, от неимения возможности прижать ее хрупкое тело к себе, взглянуть в ее изумрудные озорные глаза, я ощущал почти физическую боль. Я ужасно тосковал.

Мелисса передавала мне кое-какие новости о ее состоянии, и с одной стороны я был даже рад, что Эви не страдает из-за меня так сильно, как я предполагал, но с другой… я в очередной раз убедился, что наши отношения не были для нее даже отношениями. Она говорила именно то, что на самом деле думала. Хреново.

Как было бы хорошо, если бы она не была сестрой Джекки, не знала ничего о моем прошлом, и не относилась ко мне предвзято с самого начала.

Поговорив «по душам» с главным редактором журнала, напечатавшим ту грязную статью, я выяснил, что Кэролайн улетела из страны сразу же, как подсунула им материал обо мне. Она, якобы, взяла отпуск, чтобы прийти в себя после скандала, который сама же и устроила. Конечно, они не смогли отказать себе в шумихе, связанной с моим именем и решили поверить ей, вместо того, чтобы разобраться в этом деле. Что охарактеризовало их журнал как низкопробное чтиво. А чтобы присвоить себе хоть каплю порядочности, они написали, что уволили ее за непрофессионализм.

Я мог бы подать в суд за клевету, мог бы записать все на диктофон и отдать Эвелине, но какой теперь был в этом смысл? Ей не нужна была правда от меня. Того образа, который приклеился ко мне раньше, было вполне достаточно, чтобы сделать вывод, что я не тот, с кем можно серьезно.

Это убивало меня.

— Может, передохнешь? Ты уже час тягаешь эту штангу, если так дальше пойдет, то ты, о, мой бог, станешь сильнее меня.

Йен навис надо мной, прервав поток моих мыслей. От него воняет потом. Фу. Или это от меня?

Сегодня среда, а значит, наш еженедельный поход в спорт зал, который, кстати, нельзя было отменить даже в случае ядерной войны. А еще, здесь хорошо думалось. Так хорошо, что мои мышцы не ощущали нагрузку даже.