Завидная биография - [33]

— Так точно, — откозырял Степа.

— Ну что ж, молодцы. Корабль добрый построили, — сказал Иван Никанорович, осмотрев катер. — Хорошо, играйте пока. А как надоест, ты, Макаров, мне лично эти трубы представишь. Ясно?

— Ясно!

— Ну, тогда все. Продолжайте службу, — сказал Иван Никанорович и зашагал через двор.

А к вечеру началась оттепель. Потянуло откуда-то влажным ветром, закапало с крыш. На школьном катке в молочном свете фонарей засверкали лужи, вдоль тротуаров побежали звонкие ручейки. И когда утром ребята пришли в школу, они не узнали своего катера: борта разъехались в стороны, рубка осела набок, мачта покосилась и только на уцелевшей корме попрежнему матовым блеском грозно сверкали торпедные аппараты…

Ребята постояли минутку, посмотрели на останки своего корабля, а потом безжалостно разоружили его. Степа взвалил на плечо обе трубы и пошел на задний двор.

— Что больно скоро отплавали? — встретил его Иван Никанорович. — А я думал, стойкая смена нам растет. Я ведь тоже моряк, на линкоре служил комендором… Наш корабль до сих пор в строю.

— А наш растаял, — грустно сказал Степа. — За одну ночь растаял.

— Вон оно, дело-то какое, — посочувствовал Иван Никанорович, — да, уж тут ничего не поделаешь. А вы бы носы-то не вешали да новый построили. Не из снега, а настоящую модель…

— Мы бы построили, — согласился Степа, — только нас в кружок не берут. Не записывают, говорят, рановато…

— Эко горе, — усмехнулся Иван Никанорович, — а вы без кружка. Руки есть, голова на плечах есть, звено у вас боевое, материал, инструмент — это всё добудем. А чего объяснить — прямо ко мне приходите. Помогу, посоветую…

И началась новая стройка. Только не сразу, конечно. Сначала долго спорили, какой корабль строить.

От торпедного катера сразу отказались. Такой, как был, все равно не построить, а хуже и делать не стоит.

— Строить, так уж линкор, — сказал Володя, — с пушками, и чтобы стреляли.

— А еще лучше эсминец. Эсминцы самые быстрые, — предложил Боря.

— И крейсер — ничего…

Словом, спорили-спорили, переспорить друг друга не смогли и пошли к Ивану Никаноровичу за советом.

Тот выслушал все доводы, подумал и неожиданно предложил:

— А чего непременно военный? Стройте мирный корабль. Морской, например, теплоход. А еще лучше речную баржу-самоходку. Оно и попроще и к делу поближе выходит. Сейчас на реках — самое дело. Каналы, плотины, электростанции… Одних стройматериалов — возить не перевозить. А зерно, а хлопок, — на линкоры их, что ли, грузить? Вот так, ребята. Давайте баржу построим, а как лед пройдет, устроим ей форменное испытание. Я сам с вами поеду, лодку возьмем, опробуем ваш корабль на ходу. Ну, решили, что ли? А у меня и материал есть как раз подходящий. Пошли на склад. Прямо сейчас и выберем…

В тот же вечер ребята привезли на салазках сухой березовый кругляк, больше метра длиной и толстый, как бочонок. Все вместе втащили его на второй этаж и тут же принялись строгать.

Лида ворчала, конечно:

— Ну, что это, мама, устроили в доме целую лесопилку. И вечно этот Степан придумает что-нибудь. Только мусор от них. Прогнала бы их, мама…

Но мама гнать ребят не стала.

— Ничего, — сказала она, — мусор они уберут, я за этим сама послежу, а мастерить, пускай мастерят. На то они и мальчишки.

— Да все равно у них ничего не получится, — не унималась Лида. — Подумаешь, мастера… — и, повернувшись на каблучках, ушла.

С той поры она нарочно недели две не заглядывала в Степин угол. А когда заглянула однажды — глазам не поверила: вместо грязного чурбана лежала на полу гладко обструганная болванка, уже немножко похожая на корабль, и мальчики острыми стамесками понемножку, но стружечке, по щепочке выбирали из нее лишнее дерево.

Лида постояла над ними, посмотрела и нарочно, чтобы подразнить немножко брата, сказала наконец:

— Этак вам, Стешка, года на два как раз и хватит работы.

— А нам не к спеху, — сказал Степа, — и сама же говоришь всегда: тише едешь — дальше будешь.

— А вы, небось, далеко собрались, в Цимлянское море, не ближе?

— Куда нужно, туда и собрались, — сказал Степа, оделся и пошел к Ивану Никаноровичу посоветоваться насчет руля: из чего его делать, как подвесить, чем укрепить.

Пока он шел, Лидины слова все не давали ему покоя, точно застряли в ушах. И с Иваном Никаноровичем он первым делом, прежде даже чем о руле, заговорил о будущем рейсе своего корабля.

— А доплывет она до Цимлянского моря, не утонет? — допытывался Степа.

— Утонуть-то не утонет, прочно строена, — сказал Иван Никанорович, — а вот доплывет ли? Это еще вопрос. Путь далекий, и к берегу может прибиться, и обсохнуть может, а главное — мальчишки, адмиралы вроде тебя, увидят, зачалят, тут ей и конец.

— Ну, как же так можно? — возмутился Степа. — Ну, а если мы напишем, чтобы не трогали? Неужели все равно не пропустят?

— Да куда же будешь писать? По всем городам, по всем пристаням, по всем колхозам не напишешь…

— А если на ней на самой положить такое письмо, вроде пропуска, чтобы, кто прочтет, отпускали бы?

— Так-то, пожалуй, можно, — сказал Иван Никанорович, подумав. — Только это дело тоже обдумать нужно…

И вот чем ближе дело шло к весне, тем больше думал Степа о том, как бы отправить свой корабль на Волго-Дон. Он и с Иваном Никаноровичем об этом советовался, и со старшей вожатой Александрой Николаевной, и с ребятами. Наконец решили так: приделать к палубе плоский флакон из-под одеколона и засунуть туда письмо так, чтобы каждый мог его прочитать. А в письме — рапорт об отметках всего звена, привет из Москвы и просьба: чтобы без задержки пропускали баржу по всем водным путям.