Завещание Шерлока Холмса - [100]

Я пробежал глазами защитительную речь Дьюэна, затем добрался до вердикта присяжных: «Отсутствие состава преступления… Единодушно оправдан присяжными».

Теперь я точно ничего не понимал!

Следуя логике, лорд Сен-Джеймс должен был быть признан виновным, вследствие чего он и задумал месть для всех своих присяжных. Но получилось наоборот. Он был оправдан. За что же он наказал всех этих людей, признавших его невиновным?

Тревога охватила меня. Снова я попал в безвыходное положение. Я понял, что правда скрыта в другом месте. Нужно разработать новый сценарий, который совпадал бы с фактами.

Единственным человеком, который действительно держал зло на лорда Сен-Джеймса, был Реджинальд Фостер. Был ли он убийцей? Я вспомнил, какое открытие я сделал в одной из литейных мастерских Лондона. Реджинальд Фостер заказал статую Девы Лукулюсской.

Абсурд. Фостер погиб, пытаясь разоблачить преступника.

Если только не…

54

Если только тело, найденное в камере тюрьмы Миллбэнк, действительно принадлежало Фостеру…

Но как могло быть иначе?

Хотя свидетельства вызвали у меня кое-какие сомнения. Но я решил не принимать их на веру, поскольку они исходили от медиума Анны Эвы Фэй. В то время я следил за Гудини, его супругой и Анной Эвой Фэй, убежденный в том, что эта троица выведет меня на убийцу.

Через несколько секунд я нашел нужный отрывок в записках Ватсона. Действие происходило в камере Дьюэна:

«Анна Эва Фэй заявила, что чувствует негативные волны… она сказала, что заключенный никогда не покидал камеры и что он по-прежнему бродит по закоулкам тюрьмы».

А что, если у этой спиритки было верное предчувствие?

Я попытался вспомнить цепь рассуждений, позволивших мне тогда прийти к выводу, что Фостер был убит и зарыт в той камере. Прежде всего, существовала статья, в которой сообщалось о побеге из Миллбэнк некоего Марка Дьюэна, адвоката, которого разорил таинственный шантажист.

На месте я обнаружил, что сторожем был не кто иной, как журналист Фостер, который вел поиски загадочной преступной группы.

Меня заверили, что никто не мог ни войти в тюрьму, ни выйти из нее в промежутке времени между тем, как спустилась ночь, и сменой охранников ранним утром.

Действуя методом исключения, как обычно, я пришел к выводу, что заключенный сумел покинуть пределы тюрьмы, переодевшись сторожем. Ватсон выдвинул много возражений, которые я отверг. Старина Ватсон, возможно, был прав, когда сомневался во всем этом.

Мое предположение подтвердилось тем, что в камере обнаружилось тело мужчины, которое опознали как тело Фостера. Но кто опознал тело?

И снова я обратился к тексту моего друга:

«– Вы можете опознать этого человека?

Компостел подавил приступ тошноты и бросил быстрый взгляд на труп.

– Это он. Фостер.

Ему не терпелось поскорее покончить со всем этим.

– Спасибо за все, мистер Холмс. Я… я не смею более злоупотреблять вашим временем».

Компостел едва взглянул на тело. Как он мог быть так уверен? Его единственной целью было как можно скорее покончить со всем этим. Он бы опознал саму королеву Англии, если бы его попросили об этом.

Впрочем, разве не Компостел опознал того несчастного, которого Лестрейд задержал и велел повесить без суда и следствия как Марка Дьюэна? В таком случае как можно доверять этому жалкому типу?

А что, если тело, которое мы нашли в камере, не было телом Фостера? Но как опознать тело по прошествии стольких лет?

Внимательное изучение записок Ватсона снова подарило мне решение:

«– А этот Марк Дьюэн – он когда-нибудь убивал?

– Маловероятно. Почему вы так думаете?

– За тридцать лет службы в тюрьме я многих преступников перевидал. Этот, возможно, и был самым злостным грабителем, но вид крови пугал его. Помню, как-то раз ему нужно было выдрать два коренных зуба, здесь и здесь.

Сторож вытер руки о полы куртки, широко раскрыл рот и показал на свои зубы. Мы так и не поняли, о каких именно зубах он говорил».

Зубы!

Вот что позволит безошибочно опознать тело! Это был современный и революционный метод.

Оставалось найти голову.

Я снова отправился в тюрьму Миллбэнк, то есть к истокам этих невероятных преступлений.

Директор, Балтимор Компостел, встретил меня слащавыми словами и заискивающими жестами. У него не появилось ни морщинки, настолько жирной была его кожа, но тело его было таким же оплывшим, как и раньше. Из-под его панталон выглядывали валики жира. Его рубаха, хотя и была очень просторной, не сходилась на нем. Он по-прежнему распространял зловоние, но теперь сильный запах испорченного мяса примешивался к его естественному запаху мускусной говядины. Он был спокоен, как курица, приглашающая лису посетить ее курятник. Его бегающий от природы взгляд выдавал смесь недоверия и страха. Его нос хорошо помнил удар моего кулака.

– Вы, разумеется, помните дело о побеге, – начал я.

– Разумеется. Как я могу забыть такое? Это единственный побег за всю историю тюрьмы. Обычно никто не убегает из Миллбэнк.

– Моя гипотеза, возможно, подтвердит ваши слова. Может быть, этот заключенный не покидал стен тюрьмы.

Директор тюрьмы растерянно смотрел на меня.

– Что? Но вы ведь нашли тело Фостера в камере.

– Я бы не был в этом так уверен.