Завещание красного монарха - [21]

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Седенькая старушка с лисьим взглядом, ставшая на короткое время обладательницей заветного портфеля, проживала в Москве с самого рождения, с 1926 года, но папаша ее, аптекарь Цвинглер, въехал в арбатские хоромы прямиком из Екатеринбурга, с маузером на боку и в кожаной куртке, уплотнив семью некоего присяжного поверенного, а затем и вовсе отправив ее всю целиком в ЧК. Правда, и сам он не избежал той же участи - пули в затылок спустя десять лет, успев все же за эти сладостные для него годы накопить жирку. В конце концов, дочка аптекаря-ленинца оказалась на задворках Москвы, в коммунальной квартире, где жила до самой старости тихо, как мышка, почти не высовываясь, но зная многое о "славном" прошлом своего папаши. В конце 80-х она, естественно, стала яростной демократкой, особенно почитая полюбившуюся ей Валерию Новодворскую и души не чая в пучеглазом Гайдаре. Будь Зина Цвинглер чуть помоложе, она могла бы сделать на биографии отца демократическую карьеру и - глядишь - добилась бы даже тепленького местечка в московской мэрии, или особой пенсии с льготами, но... Теперь, в семьдесят с гаком лет, ей уже ничего не было нужно, и она лишь тихо радовалась тому, что эта "поганая страна разваливается на части, а русские давят друг друга и подыхают с голода". Особенно ее восхитил и чуть не довел до экзальтированного умопомешательства расстрел Парламента в октябре 1993 года и она втайне надеялась, что наконец-то пришли славные времена, когда Россия будет залита кровью. Не дожидаясь, когда это начнется, она стала тотчас же украдкой подливать в суп к соседу - "лыжнику" собственную мочу, подозревая его в связях с патриотами, баркашовцами и прочими юдофобами, хотя тот был совершенно аполитичен.

Старушка часто вспоминала своего "геройского" папашу, принимавшего участие в расстреле царской семьи в Ипатьевском доме. Для этой акции он был привлечен своим другом Шаей Голощекиным, с которым он вместе посещал синагогу. Еще прежде Шая вовлек его в масонскую ложу "Аврора", а позднее перевел вслед за собой в Москву. Цвинглер успел многое рассказать своей дочери, желая взрастить ее по своему подобию, привить ей ненависть к гоям не евреям, которые менее ценны, чем животные. Это именно он по указу своих "братьев" начертал на окровавленной стене подвала, после того как добил штыком одну из дочек царя, четыре каббалистических знака, означавших мистическую фразу (потом она будет расшифрована специалистами): "Здесь по приказанию тайных сил, царь был принесен в жертву для разрушения государства. О сем извещаются все народы". А Шая написал на иврите императорской кровью другое: "В эту самую ночь Валтазар был убит своими холопами". Это означало, что православный государь и его семья не просто убиты, а ритуально принесены в жертву сатане масонскими силами через их покорных служителей. Они знали, что после уничтожения Помазанника Божия, "дело" пойдет быстрее и веселее. Теперь русский народ будет истребляем тремя основными способами: 1 - террором, расстрелами, казнями; 2 - массовым голодом и болезнями; 3 - нравственными пытками, от которых сходят с ума и кончают жизнь самоубийством. И, работая затем в ЧК, Цвинглер со своим другом свято выполняли поставленные Сионом задачи. Само слово ЧК на еврейском языке означает "бойню для скота", что отвечает понятиям Талмуда, требующим убийства (а еще лучше - ритуального, мучительного, с превращением в "кошерное мясо") каждого гоя - не-человека. А кто не будет убит - тот будет превращен в животное. И об этом бывший аптекарь поведал своей малолетней дочери. Зина Цвинглер чтила его память и гордилась им. Но, открыв одну из коричневых папок и сразу же наткнувшись на страницы о масонском заговоре вокруг последнего русского Государя, она и предполагать не могла, что словно бы очутится в прошлом своего отца...

При чтении рукописи Просторова ее охватил какой-то непонятный страх, беспокойство, все возрастающая тревога. Ей показалось, что кто-то стоит сейчас за ее спиной и дышит в затылок. Она оглянулась, но в комнате, конечно же, никого не было. И все же, старуха чувствовала чье-то незримое присутствие здесь. Может быть, это скитающаяся в ледяных и мертвых просторах душа аптекаря Цвинглера, цареубийцы, отринутая от небесных врат, спустилась к своей дочери и переворачивала ее артритными пальцами машинописные страницы? Или исторические герои этой сакральной рукописи, мученически погибшие за Веру и Русь, стали наполнять комнату? Она не могла понять, что с ней происходит, почему ее охватывает какое-то лихорадочное горение, как никогда не могла понять ни божественных предначертаний, ни пророческих откровений евангелистов, ни спасительной господней воли, поскольку всю жизнь пожинала плоды Безверия. И могла ли, отрицая само Спасение, прислушаться к голосу и последнему призыву: "Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его. Имеющий ухо, да слышит...казалось бы, так просто и радостно идти по единственной дороге, ведущей к Свету и Правде. Но нет, нет у поддавшихся дьяволу людей ни слуха, ни зрения. Ни разума. Можно прочесть десятки тысяч книг и слыть умнейшим человеком, но путь в Царствие Небесное тебе будет заказан, если ты разрушил свою душу.