Завещание графа Мирабо - [4]

-- Понятно, - кивнул Робеспьер, который сразу отметил склонность Пелеяка к сплетням. - А что вы можете сказать о Фошо?

От этого имени Пелеяка передернуло.

-- С ним, к сожалению, мне приходилось работать. Невыносимый человек. Ощущение, что он остался где-то в далеком детстве.

-- Вы хотите сказать, что он был глуп. Как же он исполнял обязанности секретаря? - удивился Максимильен.

-- Обязанности секретаря он исполнял хорошо, как прилежный ребенок, который сделал упражнение по латыни без ошибок. Но ему нужно было постоянно говорить, что именно делать. Сам он бы никогда не догадался. К тому же он постоянно сомневался в своих силах.

-- Мадмуазель сказала мне, что он получил завещание в свою пользу за доброту.

-- О! Этого добра у него хоть отбавляй. Фошо просто помешан на религии. Постоянно твердит об каких-то искушениях, адских муках. Но он тихий, безвредный. У меня рука не поднималась сделать Фошо заподлянку, чтобы его выгнали.

-- Будь на его месте кто-то другой, вы бы так поступили? полюбопытствовал Максимильен.

Пелеяк понял, что сболтнул что-то не то.

-- Я это так, в общем говорю, - пояснил он.

На этом их беседа завершилась. Робеспьер понял тактику Палеяка - облить всех грязью, кроме Сайан, разумеется. Секретарь сразу сообразил, что все его слова могут быть переданы этой мадмуазель.

Следующим гостем был доктор Кабанэ. Так получилось, что вместе с ним пришел Фошо. Как отметил Робеспьер, его явно не научили приходить только в указанное время. Интересно, так Фошо поступал и со своим покойным хозяином? Скорее всего, нет.

Светлане пришлось взять Фошо на себя, чтобы дать другу переговорить с доктором. Сайан наотрез отказалась развлекать этого типа. Вскоре Лемус поняла ее неприязнь к Фошо. Слова из него приходилось вытягивать точно клещами. На простые житейские вопросы он отвечал односложно, при чем таким тоном будто делал одолжение. Поддерживать беседу он вообще не собирался, а тянуть ее на себе Светик быстро надоело. Девушка поняла, что вызывает у Фошо какое-то отвращение. Она решила оставить его в покое. Светлана взяла со столика какую-то газету и погрузилась в чтение. Ее собеседник ни разу не попытался возобновить разговор.

К счастью в комнату вошел Робеспьер. Сообразительная Лемус поняла, что ей лучше уйти. В ее присутствии Фошо вряд ли будет откровенен, если вообще решится заговорить.

Когда она ушла, секретарь сказал:

-- Не люблю женщин. Особенно красивых, особенно блондинок, особенно с голубыми глазами.

-- Они вас чем-то обидели? - спросил Максимильен, которого немного ошарашило это заявление.

-- Нет, - коротко ответил Фошо, - вы хотели поговорить об убийстве?

-- Да, мсье. Прошу вас рассказать мне о докторе Кабанэ и вашем коллеге Пелеяке.

-- Увы, ни чем не могу вам помочь. Я мало общался с ними. Мне бы не хотелось составить ошибочное мнение. Могу сказать одно, они хорошие люди.

-- А мадмуазель Сайан...

-- Самая обычная девица!

Робеспьер понял, что от этого человека ничего нельзя добиться. Ему вспомнились старинные легенды о римских воинах, которые попали в плен к персам. Наверное, эти воины именно так вели себя на допросе.

-- Вы кого-нибудь подозреваете? - спросил он.

-- Да. Актриску Лежэ. Это весьма развратная особа. Она могла убить Мирабо.

-- Чем обосновано ваше подозрение? Только не говорите, что вы заподозрили ее в убийстве лишь потому, что она женщина!

-- Тогда не знаю, - коротко ответил Фошо. - Разрешите идти.

-- Да, конечно.

Секретарь поднялся и быстро зашагал к выходу, даже не простившись с Робеспьером.

-- М-да, мама в детстве не объяснила ему, что, уходя, надо сказать "до свидания", - пробормотал Макс.

После беседы с Фошо Светлана сразу же принялась засыпать друга вопросами. Сайан внимательно слушала их беседу.

-- Что тебе сказал доктор? - спросила Лемус.

-- Кабанэ производит впечатление умного человека. Я спросил его о завещании. Кабанэ сказал, что в порыве благородства Мирабо решил завещать все Фошо, так как тот сможет гуманно распорядиться деньгами, раздать беднякам. Племянницу Мирабо очень любил. Думаю, через какое-то время он бы изменил завещание в ее пользу, но, увы, не успел. Кабанэ говорил, что в мадмуазель Сайан Мирабо видел себя. В ней есть склонность к авантюрам, непреклонность, упорство. Но в отличие от покойного графа эта девушка обладает чрезмерной прямотой, честностью и высокими моральными принципами. Она трогательно заботилась о своем дядюшке.

-- Надеюсь, доктор был искренен, - сказала Сайан, которой понравился такой отзыв.

Робеспьер продолжал:

-- Секретарь Фошо Кабанэ не нравится, о причинах своей неприязни он не распространялся. О Пелеяке отзывался как о человеке, который своего не упустит, он умен и исполнителен. Однако от такого можно всегда ждать удара. Он всегда готов посплетничать и выставить других в дурном свете. Про Ла Марка доктор сказал, что он был его другом. Но в искренности этой дружбы он не очень уверен. Я согласен с ним, скорее всего без корысти тут не обходилось.

-- А про лекарство ты его спросил? - поинтересовалась Лемус.

-- Да, конечно. Доктор отмахнулся, сказал, что все это не важно. А у меня это таинственное лекарство, после которого Мирабо сразу же чувствовал себя хорошо, вызывает опасение. Как знать, может, эти эксперименты были не очень удачны, и врач решил сам умертвить пациента, чтобы не было ущерба его репутации. Ведь если бы это получило огласку, Кабанэ мог поставить крест на своей врачебной карьере.