Завещание алхимика - [7]

– Рассказать про картину… откуда вы про нее знаете?

– Я ничего не знаю, – возразила женщина, но внезапно остановилась и пристально взглянула на Дмитрия Алексеевича. – Про какую картину вы говорите?

– Про ту, где есть башня, и ветряная мельница, и люди, убегающие от чего-то ужасного…

Она взглянула на него фиолетовыми, почти черными глазами и плотно сжала губы.

– Послушайте! – растерялся Дмитрий Алексеевич. – Я вовсе не хотел вас испугать, вы сами начали этот разговор.

– Мне нужно идти, – произнесла она сухо, едва разлепив губы, – уже поздно…

Дальнейшее преследование незнакомой женщины было уже совершенно неприемлемым. Старыгин вздохнул и отвернулся. И тут же подскочил Алексей.

– Димка, ты с нами? – закричал он. – Тут недалеко Ленка ресторан заказала!

– Да я… – растерялся Старыгин.

– Вы, девушка, тоже идите с нами! – гаркнул Лешка. – Заодно и познакомимся!

Незнакомка улыбнулась. Стали видны легкие морщинки вокруг глаз, а сами глаза показались немного меньше, и Дмитрий Алексеевич отметил, что она гораздо старше, чем показалась ему вначале. Но какое это имело значение?

– Вы и вправду такой близкий друг героя дня? – спросила незнакомка.

Старыгин подтвердил, что так оно и есть. Хотя на самом деле в ее вопросе звучал иной смысл: может ли она ему доверять. И Старыгин дал понять, что может.

– Так что там с картиной? – спросила она. – Отчего вы так взволнованы?

– Дело в том, что я реставратор… – проговорил Старыгин и назвал свое имя.

При этом в глазах женщины ничего не отразилось – видимо, это имя ничего ей не говорило. Дмитрий Алексеевич рассказал ей о картине, реставрацию которой начал только сегодня, о ее удивительном сходстве с Лешиной картиной и об их значительных отличиях. О той самой башне, к открытым воротам которой бегут перепуганные люди на итальянской картине, о лесистом холме с ветряной мельницей, о мрачных грозовых облаках…

Он говорил ярко и увлекательно. Ему хотелось понять, объяснить для себя удивительное совпадение – но дело было не только в этом. Ему хотелось как можно дольше смотреть на эту женщину, хотелось быть рядом с ней, слушать ее волнующий грудной голос, видеть ее удивительные глаза…

– Странно, – проговорила она, выслушав его рассказ, – мне кажется, такого просто не может быть…

– Но тем не менее это так!..

– Может быть, вы все это только что выдумали? – в ее голосе прозвучало недоверие.

– Выдумал? Но для чего? – Старыгин удивленно взглянул на незнакомку.

– Не знаю… – она пожала узкими плечами, смущенно потупилась. – Сама не знаю, что я сегодня говорю… но все это так странно… эта картина… Мне кажется, я уже видела ее…

Старыгину вдруг показалось, что все это когда-то уже было – залы, полные людей, ровный гул голосов, и женщина с удивительными, то и дело меняющими цвет глазами. Это было как сон, как наваждение. Он попытался сбросить наваждение, взять себя в руки – и внезапно это ему удалось.

Он стоял рядом с незнакомой женщиной посреди опустевшей галереи.

Посетители уже разошлись, даже Леша с женой уехал, видимо, отправился-таки в ресторан отмечать удачное открытие выставки. Только усталая и озабоченная сотрудница галереи обходила залы, наводя порядок, подбирая разбросанные конфетные фантики и одноразовые пластмассовые стаканчики, нетерпеливо поглядывая на задержавшихся посетителей.

– Извините, – смущенно сказал ей Дмитрий Алексеевич. – Мы уже уходим!

Он повернулся к странной незнакомке и спросил ее:

– Куда вас проводить?

– Не сочтите меня невежливой… – начала она, и Старыгин уверился, что дама сейчас отошьет его весьма твердо.

Что ж, он не ловелас и не дамский угодник, не в его правилах бросаться на каждую мало-мальски привлекательную женщину, встреченную на модных тусовках и вернисажах. Незнакомка заинтересовала его в профессиональном плане – ей точно что-то известно о той картине, реставрацией которой он в данный момент занят. И ему просто необходимо выяснить, что.

Тут Дмитрий Алексеевич пытался обмануть сам себя, потому что кроме профессионального он питал к незнакомке интерес личный. Проще сказать, она не то чтобы понравилась ему с первого взгляда, но, несомненно, привлекала его чем-то, чему он не мог дать объяснения.

Если бы у Старыгина нашлось время для самоанализа, он бы очень удивился своему нынешнему состоянию. Вроде бы не мальчик уже – сорок три года, да и раньше не страдал чрезмерной влюбчивостью даже в юности.

Отношение свое к женщинам Дмитрий Алексеевич определил раз и навсегда. Он их не чурался, но ни одну не подпустил к себе слишком близко, ни одной не позволил занять в своей душе больше места, чем хотел сам. Надо сказать, дамы это чувствовали и не делали попыток повернуть ситуацию в свою пользу.

Если же незнакомка не хочет даже назвать своего имени, стало быть, на продолжение знакомства нечего и рассчитывать.

– Я мог бы вас подвезти, – произнес Дмитрий Алексеевич отстраненно-вежливо.

В самом деле, пускай она не думает, что он – легкомысленный приставала, он – приличный человек и, кстати, очень занятой. Сегодня, впрочем, как и всегда, у него был напряженный день, Старыгин торопился на вернисаж и не успел перекусить даже в обед, потому что неожиданно вызвали к музейному начальству. В отделе рукописей старая знакомая Танечка угостила его кофе с печеньем. Дмитрий съел за разговором всю пачку, хотя неоднократно давал себе слово ограничить мучное. Отказаться совсем от сладкого было выше его сил. Кофе у Татьяны оказался жидкий, но хоть горячий.