Заверните мне луну - [91]

Деклан встал.

— У вас все в порядке, мисс?

— Отлично, Деклан. О — о–о — о–о! — Мои стоны стали вдвое протяжнее.

Мне вдруг понадобилось встать. Деклан сорвался с места и оказался у доски быстрее, чем мне удалось подняться со стула. Он помог мне встать.

— Я в порядке. — Я попыталась улыбнуться, но меня накрыла новая волна боли, я скорчилась и выругалась. — Твою мать! выкрикнула я.

Класс захохотал. Деклан приказал товарищам закрыть рты, после чего распорядился, чтобы Мэри Мерфи позвонил директору и тот вызвал «скорую». Я хотела было пойти, но у меня не получилось. Деклан поддерживал меня при каждом приступе боли, и начал растирать мне поясницу. Я страшно мучилась и все же пребывала в достаточно здравом уме, чтобы ужаснуться, что ученик растирает верхнюю часть моего зада. Странно, но его манипуляции помогали. Остальные ученики обступили меня лица девочек были зеленоватого оттенка, а мальчиков — еще зеленее. Некоторым учеником пришлось сесть. Потом Деклан попытался вывести меня из класса.

У меня начали отходить воды. Я почувствовала сильный поток жидкости, затем услышала его и, наконец, посмотрела вниз, увидела, как он течет по полу, словно только что прошел ливень. Патрик Хоган упал в обморок.

Вошел обеспокоенный директор, за которым появилась перевозбужденная Мэри Мерфи.

— У меня начинаются роды, — сказала я, и меня накрыл очередная волна боли.

Деклан взял все в свои руки.

— Сэр, воды только начали отходить, У нее схватки каждые пять минут. Думаю, она скоро родит.

Мне стало лучше, и до меня дошел смысл его слов.

«Боже, я скоро рожу».

— Да, спасибо тебе, Деклан, — несколько надменно отреагировал директор. — Думаю, теперь ты можешь перепоручить ее мне, — добавил он отстраненным тоном.

Снова боль.

— О боже! — выкрикнула я, когда директор попытался помочь мне выйти.

— Вы должны растирать ей поясницу, сэр! — выкрикнул Деклан.

— Да, верно, согласился директор и ударил меня по спине, как бьют ребенка по попе.

Я не собиралась отдаваться в его руки. Я остановилась, а он продолжал тянуть меня.

— Деклан! — выкрикнула я. Затем я повернулась к директору и сказала ему уйти. Он с недоумением уставился на меня. — Мне нужен Деклан. Он знает, как надо. А вы нет.

Выпад был не из слабых, но, с другой стороны, сквозь меня пытался пролезть ребенок, поэтому я пребывала в полной решимости. Да и момент подлизаться был не самый подходящий.

«Скорая» наконец — то прибыла, и со мной поехал именно Деклан. Я протянула директору список людей, которых нужно обзвонить, и известила его о важности порученной ему миссии. И пока Деклан помогал мне дышать, директор приступил к выполнению задачи по обзвону Шона, Энн, Кло, моих родителей, родителей Шона, Дориан. Надо отдать ему должное, ведь ему даже удалось напасть на след Ноэля. А ведь я не знала о его местонахождении.

В родильной палате боли стали еще сильнее и чаще. Я попросила об эпидуральной анестезии, но процесс протекал слишком быстро. Деклан держал меня за руку. Я плакала, боясь, что Шон не успеет к началу родов.

Деклан попытался успокоить меня.

— Он не пропустит, — сказал он.

— Он всегда опаздывает! — взвыла я.

Деклан не обратил внимания на мою реплику, поднял глаза и улыбнулся. Мой взгляд последовал за его, и я увидела Шона.

— Не всегда, — сказал он, успев уже облачиться в халат и пребывая в полной боевой готовности. Я чувствовала себя так, будто случайно попала в комедийный сериал, Деклан сказал, что оставляет нас, но спросил, может ли он тихонько взглянуть кое — куда перед уходом.

— Нет! — сказали мы с Шоном одновременно.

Он улыбнулся.

— Всего наилучшего. — И он ушел, и некому стало растирать мне поясницу.

* * *

Час спустя акушерка надавливала на мой живот, а доктор, принимающий роды, вопил: «Тужься!» В общем — то не было необходимости в этих криках, потому что чертов анестезиолог так и не появился с моей эпидуральной анестезией, а инстинкт самосохранения способствовал тому, что я и так тужилась, выталкивая на свет родную мне жизнь.

— Я вижу головку, Эмма! — выкрикнул доктор.

— О боже! — отозвалась я.

Шон был зачарован.

— Боже праведный! — повторял он снова и снова. — Я вижу головку. Я вижу головку, Эм!

Он смеялся. Мне хотелось кричать до потери сознания, как показывают в кино, но я поняла, что у меня на то нет ни желания, ни сил.

— Теперь еще разок. Давай, Эмма! — кричал голос между моих ног.

— О боже! — снова выкрикнула я.

И вот ты лежала у меня на животе, вся в чем — то клейком; твои волосы прилипли к тельцу. Семь фунтов восемь унций — десять пальчиков. Ты плакала. Ты была похожа на багровое солнце из моего сна. Шон плакал, нажимая кнопку отправки сообщения, в котором говорилось о тебе, доктор улыбался акушерке, которая улыбалась тебе, и я не могла описать это ощущение. Они унесли тебя, чтобы помыть и обследовать, а я осталась томиться.

«Я обожаю тебя».

И казалось, далее последуют заключительные титры: «С тех пор жили они долго и счастливо».

Шон проследовал за тобой, чтобы доктор закончил все необходимые процедуры. «Ух ты!» — вертелось у меня в голове снова и снова, и потом случилось нечто странное. Ноги стали влажными, и через несколько секунд я почувствовала, как из меня хлынула жидкость. Перед глазами поплыли круги. Я моргнула, круги только увеличились. Мой слух стал нечетким, как будто я погрузилась под воду. Доктор закричал медсестре. Мне послышалось слово «разрыв». Оживленное движение, сильный шум. Я чувствовала, как палата заполняется. Медсестра, стоявшая рядом, поправила койку. Моя голова свисала, ноги поднялись, кровь хлестала, сердце замедлило ход.