Заупокойная месса - [75]
— Теперь иди, иди!
Он машинально поднялся. Душа его была глуха.
Она подвела его к окну.
— Взгляни на море! Как хорошо было бы лежать с тобою там внизу — в твоих объятиях… в твоих объятиях… но я люблю твою жену. Она не пережила бы этого страдания… нет, нет! Это было бы ужасно думать о тебе с такой болью. Я должна одна.
— Да, — сказал он задумчиво.
Она свела его вниз. Они вошли в сад.
Остановились.
Вдруг она бросилась на него, глубоко впилась ему в шею, крепко впилась зубами и прокусила кожу.
Он тихо застонал.
Слышал, как хлопнула дверь, чувствовал сильную боль, схватился рукой за шею: рука его была в крови.
Он усмехнулся.
В мозгу его была пустота.
Пошел большими, твердыми шагами.
— Она ждет меня у памятника, — промелькнуло в его мозгу.
Он сделал широкое отталкивающее движение рукой и снова усмехнулся.
В душе его разлилось тихое, бесконечно широкое торжество.
Придя домой, он машинально раскрыл окно, сел на подоконник и уставился в глубину.
Кто-то с фонарем прошел по двору.
Свет, этот глухой блуждающий огонек в глубине, очень заинтересовал его.
Тот, другой, был в комнате. Он видел, как тот смялся, скаля зубы, видел страшное, искаженное лицо. Но он уже больше не боялся. Презрительно пожал плечами. И если бы я раскололся на тысячу я, я все же остался бы один. Ведь Агаи нет больше!
Там море, а здесь внизу — каменная, вымощенная бездна.
Он невольно отшатнулся назад и зажег свечу.
Письмо на столе. Вскрыл. От жены.
«Боже мой, что с тобой? Почему ты не пишешь ни слова? Я умираю от страха за тебя».
Усмехнулся и трижды поцеловал письмо. Потом сел на постель.
Снова почувствовал жгучую, колющую боль. Подошел к умывальнику и омыл рану. Сюртук его был весь в крови.
Снял его. Он имел отвратительный вид. Потом потушил свечу и лег в постель.
Вдруг почувствовал снова, как вкатился клубок людей. Медленно, как скомканное молитвенное бормотание. Он приближался, рос, как безумное лепетание, потом, как хрипящий вздох мученика, пронизал воздух.
Теперь оно пронзительно заревело, адский насмешливый хохот разорвал воздух, поднялся, сжался в комок, закрутился в глубину и потом могуче, внезапно поднялся в кричащем сдавленном пении:
De profundis…
Это была, казалось, обезумевшая мука, которая вырывала из суставов худые, костлявые руки и кричала о спасении.
И вдруг медленно поднялась женщина в широком, кроваво-красном плаще, она поднялась высоко над всем земным, с тупой окаменевшей улыбкой на болезненно-искаженном лице.
И тут он увидел, что клубок распался, поток людей полился вокруг этой женщины, человеческие пары с искривленными членами болезненно сплетались и срастались друг с другом. Он слышал звериный рев, прорывавшийся в половом мучении, он видел лица, искаженные в бешеных сладострастных оргиях, он видел тела, разъеденные ядом, покрытые отвратительными ранами, а внизу, совсем внизу, он видел себя самого с окровавленным, размозженным лбом, со сжатыми кулаками, себя, разрываемого агонией отчаяния и кричащего, кричащего с напряженными до последних пределов легкими…
И из томительного жадного крика, из грязи и отвращения половой оргии, из всей этой издыхающей муки отделилась снова безумная песнь судьбы, песнь людей, которые, ничего не зная, брошены, прикованы друг к другу, людей, которые вросли друг в друга и не могут освободиться: клубящаяся буря криков отчаяния:
De profundis…
Он вскочил с кровати.
Последние стоны еще звенели в его ушах. В мозгу его все спуталось, напрасно старался он уловить какую-нибудь мысль.
Долго сидел так неподвижно.
Первый утренний свет с трудом разъедал тьму комнаты.
— Но, Бог мой, где же Агая? — промелькнуло у него вдруг в голове.
Встал и остановился среди комнаты. А! Агая наверное спряталась в саду за старым тополем… Она всегда прячется за этим тополем.
Он захихикал и тихо проскользнул на цыпочках к окну. Надо теперь совсем тихо открыть дверь на веранду… Она спряталась за садом… Она спряталась в море… Она сама — море… Но уж я найду ее… Только тихо, тихо… иначе она убежит от меня…
Он полез на подоконник.
— Уж я найду ее… Только потише… О!.. там, там она… Он стоял на окне с далеко вытянутыми вперед руками. Агая! — закричал он, смеясь.
Ринулся в глубину.
СНЕГ
драма в четырех действиях
© Перевод с польского Н. Эфрос
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Тадеуш
Бронка — его жена
Ева — ее подруга
Казимир — брат Тадеуша
Макрина
Лакей
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
>Столовая. Сквозь большие, высокие окна и через стекла зимнего сада видны занесенные снегом деревья и сугробы снега. В углу — большой старомодный камин, около него — дрова, которые Казимир время от времени подбрасывает нервно в огонь. Бронка стоит у окна и тревожно глядит на снег.
Первое явление
Казимир Ну, чего ты так волнуешься? Не будь ребенком. Чего ты боишься?
Бронка Да побойся ты Бога, Казя. Разве ты не видишь, какая метель. Снег целый день все идет, идет… Смотри, какие сугробы. А там, за городом, по дороге на целые версты — ни деревца. Кучер может сбиться с пути, сани свалятся в ров.
Казимир, перебивая ее Ну, так что ж? Тадеуш упадет в ров. Ему будет мягко.
Бронка Ах, какой ты недобрый!
Казимир Ну. Не сердись. Но, право, вы — точно двое детей. Это что-то необычайное, какая-то редкая аномалия. Ведь вот уже целый год, как вы женились, а нежничаете так, точно вчера только узнали друг друга.
«Два бога вечно противоположны, два творца и два господина, безначальные и вечные. Добрый Бог создал духов, чистые существа; мир его – мир невидимого, мир совершенства, не знающий борьбы и боли. Злой Бог создал видимое, телесное и преходящее. Он создал плоть и страсти, землю с ее борьбой, ее муками и ее отчаянием, неизмеримую юдоль плача, создал природу, которая вечно производит только боль, отчаяние и зло. Добрый бог – это норма, закон, смирение и покорность…».
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2000, № 6. Проблема, которой посвящен очерк Игоря Ефимова, не впервые возникает в литературе о гибели Пушкина. Содержание пасквильного “диплома” прозрачно намекало на амурный интерес царя к Наталье Николаевне. Письма Пушкина жене свидетельствуют о том, что он сознавал смертельную опасность подобной ситуации.
Клайв Стейплз Льюис 1898 — 1963. Вступительная статья к романам "За пределы безмолвной планеты","Переландра". В современной Эстонии — а может быть, и в современной Северной Ирландии — в эти тонкости вникать бы не стали и сочли бы всех предков Льюиса (и его самого) чужаками и оккупантами. Оккупация Ирландии англичанами совершилась в семнадцатом веке, но прошедшие столетия "этнических" ирландцев с нею не примирили. И если с точки зрения англичан Льюис был достаточно ирландцем, чтобы подшучивать над его пристрастием к спиртному и поэзии как над особенностью национальной, то с точки зрения ирландцев Льюис и ему подобные были достаточно англичанами, чтобы их ненавидеть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Л. Д. Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — талантливая русская писательница, среди ее предков прадед А. С. Пушкина Ганнибал, ее муж — выдающийся поэт русского символизма Вячеслав Иванов. «Тридцать три урода» — первая в России повесть о лесбийской любви. Наиболее совершенное произведение писательницы — «Трагический зверинец».Для воссоздания атмосферы эпохи в книге дан развернутый комментарий.В России издается впервые.
Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор многих книг и журнальных публикаций. В издательстве «Аграф» вышли сборники ее новелл «Вахтанговские дети» и «Писательские дачи».Новая книга Анны Масс автобиографична. Она о детстве и отрочестве, тесно связанных с Театром имени Вахтангова. О поколении «вахтанговских детей», которые жили рядом, много времени проводили вместе — в школе, во дворе, в арбатских переулках, в пионерском лагере — и сохранили дружбу на всю жизнь.Написана легким, изящным слогом.
Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор 17 книг и многих журнальных публикаций.Ее новое произведение — о поселке писателей «Красная Пахра», в котором Анна Масс живет со времени его основания, о его обитателях, среди которых много известных людей (писателей, поэтов, художников, артистов).Анна Масс также долгое время работала в геофизических экспедициях в Калмыкии, Забайкалье, Башкирии, Якутии. На страницах книги часто появляются яркие зарисовки жизни геологов.
Книга знакомит с жизнью Т. А. Луговской (1909–1994), художницы и писательницы, сестры поэта В. Луговского. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями — В. Маяковским, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, П. Антокольским, А. Фадеевым, дружила с Е. Булгаковой и Ф. Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В. Татлиным, А. Тышлером, С. Лебедевой, Л. Малюгиным и другими. Она оставила повесть о детстве «Я помню», высоко оцененную В. Кавериным, яркие устные рассказы, записанные ее племянницей, письма драматургу Л. Малюгину, в которых присутствует атмосфера времени, эвакуация в Ташкент, воспоминания о В. Татлине, А. Ахматовой и других замечательных людях.