Затворник из горной твердыни - [94]

Даже хотя и не могу доказать это, даже хотя это и противоречит логике — я верю в это, сказал он самому себе.

Из громкоговорителя раздалось:

— Майн Даммен унд Геррен, Ахтунг, Битте.

Близок момент приземления, отметил про себя капитан Вегенер. Меня, безусловно, встретят из «Зихерхайтсдинст». Вопрос только вот в чем: какая фракция службы безопасности будет представлена? Геббельса? Или Гейдриха? При условии, что генерал СС Гейдрих еще жив. Пока я находился на борту корабля, его могли окружить и расстрелять. В переходные периоды в жизни тоталитарного общества события происходят быстро. В нацистской Германии никогда не было недостатка в списках с фамилиями, которые сосредоточенно изучались и не всегда уничтожались…

Несколькими минутами позже, когда ракетный корабль приземлился, он медленно двигался к выходу, перекинув через руку пальто. Рядом с ним и впереди него шли взволнованные пассажиры. На этот раз среди них не оказалось, подумал он, молодого нацистского художника. Не было Лотце, который мог бы меня изводить своим идиотским мировоззрением.

Члены экипажа, разодетые, заметил Вегенер, как сам рейхсмаршал, помогали пассажирам, одному за другим, спуститься по наклонной раме, сопровождая некоторых до самой земли. У главного же входа в здание аэровокзала стояла чуть в стороне небольшая группка чернорубашечников. За мной? Вегенер медленно начал отходить от места стоянки ракетного корабля. Здесь стояла еще одна группа встречающих — состоявшая из мужчины, женщины и даже детей… Они всматривались в лица прибывших, размахивали руками, окликали…

Из группы чернорубашечников отделился плосколицый блондин с немигающими глазами и знаками отличия Ваффен-СС и направился к Вегенеру. Щеголевато щелкнув каблуками ботфортов и отдав честь, он спросил:

— Их битте мих цу енштшульдиген. Зинд зи нихт капитан Рудольф Вегенер, фон дер абвер?[6]

— Вы ошибаетесь. Я — Конрад Гольц. Представитель фирмы «АГ Хемикалиен», выпускающей медикаменты, — ответил Вегенер, стараясь пройти мимо.

Двое чернорубашечников, тоже из Ваффен-СС двинулись с ним рядом. Еще трое пристроились сзади, так что, хотя он и продолжал идти своим шагом в том направлении, которое сам избрал, он внезапно оказался под их полным и действенным контролем. У двоих эсэсовцев шинели оттопыривались от спрятанных под ними автоматов.

— Вы — Вегенер, — сказал один из них у входа в здание.

Он ничего не ответил.

— У нас машина, — продолжал эсэсовец. — Нам велено встретить ваш ракетный корабль, установить с вами контакт и доставить непосредственно генералу Гейдриху, который сейчас вместе с Зеппом Дитрихом находится в ОКВ Лейбштандарт Дивизьон. Нам, в частности, не разрешено подпускать к вам никого из партии или вермахта.

Значит, меня не пристрелят, успокаивал себя Вегенер. Гейдрих жив и находится в безопасном месте, пытается укрепить свое положение в борьбе с правительством Геббельса.

Может быть, правительство Геббельса все-таки падет, думал он, когда его заталкивали в штабной эсэсовский «Даймлер». Отряд вооруженных эсэсовцев неожиданно произведет смену караула, заменив или разогнав охрану рейхсканцелярии.

Тотчас же все берлинские полицейские участки начнут внезапно изрыгать во всех направлениях вооруженные команды СД, отключится подача электроэнергии и прекратят свою работу радиостанции. Закроется аэропорт «Темпельхоф». В темноте, опустившейся на центральные улицы Берлина, станут раздаваться очереди из крупнокалиберных пулеметов.

Только какое все это будет иметь значение? Даже если свергнут доктора Геббельса и отменят «Операцию „Одуванчик“»? Они все еще останутся существовать, чернорубашечники, партия, интриги, если не на Востоке, то где-то в других местах. На Марсе или на Венере.

Неудивительно, подумал он, что Тагоми не смог так жить дальше. Суровая дилемма нашего существования. Что бы ни происходило, всегда в выигрыше ни с чем несравнимое зло. К чему тогда борьба? Зачем мучиться выбором? Если все альтернативы совершенно одинаковы…

И все-таки, скорее всего, мы будем жить и дальше, как и всегда жили. Изо дня в день. В данный момент мы боремся с «Операцией „Одуванчик“». Позже, в другое время, станем бороться с полицией. Ведь нельзя всем этим заниматься одновременно — нужна какая-то последовательность, это должно быть непрерывным процессом. Незаконченный результат мы в состоянии повлиять только в том случае, если будем делать свой выбор перед осуществлением каждого шага.

Мы можем только надеяться. И не оставлять попытки.

В каком-нибудь ином мире все, может быть, совсем иначе. Лучше, чем у нас. Имеются благоприятные и откровенно пагубные альтернативы. Не такие, где все затуманено, так перемешано, как у нас, где мы не располагаем соответствующими инструментами, с помощью которых можно было бы безошибочно отделять добро от зла.

У нас далеко не идеальный мир, мир, в которым нам бы нравилось жить, в котором было бы легко соблюдать нравственные принципы, потому что легко бы распознавалось добро и зло. Где можно каждый раз совершать только правильные поступки, не прилагая особых усилий, ибо можно было бы безошибочно

* * *