Затмение - [40]

Между тем на улице загромыхало по-настоящему. Раздался треск молнии и раскат грома – должно быть, ударило совсем близко – и нарастающий шелест ливня. Где-то послышался испуганный крик и шлепанье ног по лужам.

– Прочь, прочь! Разойдись! Освободите ворота! – донеслось издали.

Носильщики быстрым размеренным шагом двинулись в путь.

«Вот теперь я в самом деле дома», – выдохнул Хаста, услышав, как скрипят позади бронзовые петли и тяжеленные деревянные створки закрываются, отделяя храм от всего остального мира.

* * *

В личные покои святейшего Тулума никто не входил без особого дозволения. Всякий в храме знал, что дерзновенная попытка прервать труды и размышления верховного жреца будет пресечена быстро и неотвратимо, да так, что хозяин тайного чертога и не узнает о смерти наглеца. Знал об этом и Хаста, но ему, среди очень немногих, было известно и другое – как войти туда незаметно и безопасно.

Поднявшись по лестнице, скрытой от посторонних глаз в толстенной гранитной колонне, он очутился в тупике настолько мрачном, что его можно было принять за бессмысленную причуду строителя. Но воспитанник Тулума без промедления склонился перед глухой стеной и начал быстро ощупывать камни чуть ниже уровня колен.

– А вот и он, – прошептал Хаста, ощущая две едва заметные выемки, вставил в них большой и указательный пальцы, нащупал рычаг и отодвинул в сторону.

Каменная плита перед его носом повернулась. Рыжий жрец тут же проскользнул в образовавшийся лаз, и плита сразу встала на место.

Потайной вход вел в сердце святилища – место, куда пускали далеко не всех жрецов, не говоря уж о сторонних людях. Но сейчас тут, кажется, вообще никого не было. Хаста принюхался – в воздухе пахло нагретым маслом. Он подошел к столу, потрогал лампаду и кивнул. Значит, совсем недавно святейший Тулум был здесь.

Ну да, конечно, – наверняка он пошел встречать облакопрогонника. Хаста представил себе выражение лица диковинного гостя и хихикнул. Когда крытые носилки оказались во дворе, силачи-носильщики бережно поставили их перед широкой белокаменной лестницей, ведущей к входу в храм, и начали что-то быстро говорить предводителю. Выговор мешал Хасте понимать все, о чем те говорили. Уловил он лишь одно – носильщики жалуются, что перед воротами их ноша внезапно потяжелела. Ответ и без того раздраженного жреца прозвучал резко и недоверчиво, однако длинноволосые бородачи, вероятно, тоже не были просто слугами, и облакопрогонник не мог пренебречь их словами. Хаста услышал, как тот приближается, бормоча что-то себе под нос, как будто уговаривая Великую Мать не гневаться. «Сейчас или никогда, – подумал рыжий жрец. – Если меня поймают здесь – принесут в жертву, даже не вытаскивая наружу!»

– Будь ко мне снисходительна, – глядя на красный лик дикарской богини, умильно попросил он. – А я постараюсь быть тебе полезным…

Ему показалось, что ухмылка раскрашенного идола стала вдруг насмешливой. Хаста, не тратя больше времени, откинул расшитый ломаными линиями полог и стремглав бросился вбок, под высокое храмовое крыльцо. Как он отлично помнил, там находилась дверка, ведущая в хранилище факелов. Стража, которая набирала их отсюда каждый вечер, никогда не трудилась ее запирать. Вот и сейчас дверка была приоткрыта. Хаста заскочил, припер ее спиной, отдышался – погони, кажется, не было. «Обошлось», – промелькнуло у него в мыслях. Он без труда отпер лаз, ведущий в храмовые мастерские, – и вот теперь находился в сердце храма Исвархи.

«Наверняка иноземные гости пожаловали сюда не просто так, – раздумывал он, оглядывая пустую комнату. – А значит, сейчас мой единственный покровитель в этом мире должен быть в Зале Высоких Встреч».

Он подошел к тяжелой кожаной занавеси, скрывавшей от посторонних глаз одну из стен, скользнул за нее и оказался в темной каморке. Из стены торчало множество бронзовых труб. Хаста приоткрыл одну из них. Так и есть! Донесшийся до него голос принадлежал давешнему раскрашенному жрецу.

– …Ни один мужчина не смеет глядеть на Великую Мать! – грохотало в трубе. – Осквернивший ее своим взглядом должен умереть! Это воля Матери Даны, а стало быть, и воля Сварги!

– Ишь ты, какой бойкий, – хмыкнул Хаста.

– Ты разглядел его? – услышал он спокойный голос святейшего Тулума.

– Он шмыгнул прочь, как лиса! Но я его узнаю! Я требую обыскать весь храм! Иначе договора не будет и мы сегодня же повернем обратно!

– Зачем же? – миролюбиво отозвался святейший. – Ваш враг может быть и нашим врагом. Мы ведь не знаем, кто это. Может, он злоумышлял не только против Великой Матери, но и против Исвархи…

«Так, кажется, я тут что-то изрядно напортил, – смутился Хаста. – Мой наставник разговаривает с этим расписным дикарем в домотканых портах почти как с ровней, уговаривает его… И явно не хочет, чтобы его гости торопились домой. Что ж…»

Он вздохнул, обдумывая свои возможные действия.

«Я наломал – мне и чинить…»

Зал Высоких Встреч был залит сиянием. Стена, означавшая небо, откуда появлялся верховный жрец, была выложена искристым горным «каменным льдом», за которым зажигали множество свечей. Обычно святейший размеренным шагом выходил из этого сверкающего огнями великолепия, снисходительно глядя на замерших от восхищения чужеземцев.