Затишье - [5]

Народы земного шара, подчеркивает Арнольд Цвейг, находятся в состоянии глубочайшего брожения, их сотрясают революционные бури, они охвачены все разрастающимися народно-освободительными движениями. Мир пришел к точке великого поворота. О твердую волю Ленина, говорит Арнольд Цвейг, разбиваются все происки врагов мира. Ленинский призыв к миру пронесся над человечеством. Он встречает отклик и сочувствие широчайших народных масс. Но империалистический лагерь не желает сдавать своих позиций, и в те самые дни, когда происходят переговоры о перемирии и мире, германские милитаристы, так же как и милитаристы Антанты, уже разрабатывают план кровавого вторжения в Россию, расчленения молодой Советской республики, насильственного отторжения от нее краев и областей.

Однако происки их обречены. Это символически выражено автором в самом построении романа. Роман открывается и заканчивается сценой игры в шахматы между слушателями рассказов Бертина. И мы узнаем, что «белые проигрывают».

Последовательный и пламенный защитник и пропагандист мира, Арнольд Цвейг, описывая войну, борется за мир. Вот почему сквозь все несправедливости, сквозь мрак, кровь, страдания, в его книгах звучит великая надежда — надежда на пробуждение все более широких слоев народа, призыв к доброй воле человечества, непоколебимая вера в то, что мир победит войну. Этот оптимизм, порожденный верой в разум трудящихся масс, в поступательный прогрессивный ход истории, сообщает особый характер самой манере авторского изложения. Мудрый, искушенный, глядящий в будущее рассказчик, всегда присутствует на страницах книги, и его умная ироническая усмешка заставляет и читателя правильно оценивать те заблуждения, метания, непонимание и отчаяние, которые порой овладевают героями Арнольда Цвейга.

Проза Арнольда Цвейга — трудная проза. Она лишена той литературной гладкости, которая позволяет читателю легко скользить по поверхности текста. Длинные, порой неровные, спотыкающиеся фразы, кажется, вот-вот сорвались с уст рассказчика. С талантом большого реалиста писатель насыщает свои описания огромным количеством бытовых деталей. Немецкая жизнь со всеми ее особенностями встает с этих неторопливых страниц. Арнольд Цвейг — мастер психологического анализа. Он рисует самые разнообразные типы, позволяет проникать в глубину мыслей, ощущений, интимных переживаний своих героев. Поэт-художник, он создал прекрасные картины нашей родины. Густые леса Литвы, ее быстрые реки, пушистые зимы, улочки маленьких городов, столбовые дороги, проселки, поредевшие рощи и весенние луга запечатлены в романах Арнольда Цвейга. Певец чистой и мудрой природы, он рисует также пейзажи, передающие трагизм войны: поля, изрытые воронками, зеленые кроны деревьев, снесенные снарядами, обугленные белоствольные березы и кустарник, скрывающий огневые батареи.

Создавая каждое из произведений своего цикла, всегда внутренне законченное и значительное, Арнольд Цвейг в то же время как бы возводит часть обширного ансамбля. Это относится и к роману «Затишье». В полной мере замысел Цвейга раскрывается перед читателем, когда он сопоставляет эту книгу с другими романами, в которых продолжено повествование о его героях. Так, в романе «Возведение на престол короля» мы узнаем о судьбе Винфрида, который рвет со своим империалистическим окружением и примыкает к демократическому лагерю. О дальнейшей деятельности и гибели социалиста-рабочего Паля мы узнаем в книге «Воспитание под Верденом». И нам суждено будет расстаться с Вернером Бертином в последнем романе цикла «Лед тронулся», где мы увидим Бертина, примкнувшего к революционному лагерю и к революции.

Эпос «Великая война белых людей» близится к завершению. Завершается огромный творческий труд писателя, который посвятил свою жизнь разоблачению империалистической войны, победе мира над войной.

Е. Елагина

ЗАТИШЬЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Корнеплод

Глава первая. Эндшпиль

Солдат в редких случаях выражает свою радость шумно и многословно, разве только он неожиданно получит отпуск или пошлют его в служебную командировку. Массовая радость обычно прорывается у людей в серых шинелях во верх армиях мира приглушенным и протяжным возгласом. «Э-эх, браток!» — скажет сосед соседу, хлопнет его по плечу, и оба опрокинут несколько стаканчиков водки, если она еще водится в полковом кабачке или сохранилась в блиндаже на передовой. Но немая радость, постепенно усиливаясь, упорно растекается нынче по обе стороны Восточного фронта, от Балтийского моря до устья Дуная и еще дальше — на юг, по долинам рек и морскому побережью, а уж дойдя до Суэцкого канала, замирает в пустыне, ибо по песку двигаться трудно, и немецкие войска в Африке удерживаются только в лесных полосах.

Конец ноября 1917 года, мир затаил дыхание. Засыпанный снегом, раскинулся он вокруг местечка Мервинск, дороги и холмы здесь сливаются, перенасыщенные белизной. Силуэты ворон и сосен четко вырисовываются между слепящей поверхностью земли и безнадежно серым шатром неба, с которого непрерывно падает снег. Ручьи превращаются в ледяные тропы. Литовское местечко ютится в своей котловине, как белочка в гнезде, и над крышами его домов поднимаются пушистые дымки. Но не зимняя стужа заставила мир затаить дыхание. Двенадцать тысяч зим, подобно этой, прошли по земному шару со времени великого отступления глетчеров, заключительного парада последней ледовой эры. Что нового в том, что опали летние листья, что люди легли в свои могилы, что рухнули надежды, что сняты урожаи? Неистребимая вера в грядущую весну, в плодородное лето расцветает в душе человеческой, когда лед мостит реки и снег узкой горностаевой опушкой белеет на свежих надгробных крестах. Нет, мир затаил дыхание оттого, что война приходит к концу. Такая «война белых людей», какая неизменно бывает раз в столетие, особенно в землях по эту сторону Урала.