Затески к дому своему - [34]

– А ты замечаешь, папань, как хлестко на закат день идет, я так по солнцу вижу.

– А я по тени. У меня свои часы, – показал Анисим на елочку-подростка.

Сиреневая тень от елочки стрелкой лежала на ярко-белом снегу и доставала валежину.

– Ну и как ты, папаня, по ней видишь?

– Вижу. Третьего дня вот здесь тень была, – подошел Анисим и показал на черточку. – А теперь? Вон на сколько подросла, значит, на столько и убыл день. И градусник у меня есть, – похвастал Анисим.

– Покажи?

Анисим приподнял коринку:

– Смотри.

– Гвоздь?!

– Он и есть градусник. Видишь черточки на затеске, как гвоздь удлинится за черточку – оттепель, сожмется – на мороз.

– А ты чо мне сразу не показал?

– Показываю.

– Можешь сказать про градусы? – с лукавым прищуром спросил Гриша.

Анисим шумно потянул носом воздух:

– Около двадцати… а то и все двадцать пять…

– Аршин больше, аршин меньше… – засек Гриша.

– Не велика косина, – рассмеялся и Анисим. – В окопах так я по котелку узнавал: крышка туго закрывается – к теплу, проваливается – на мороз… Небольшая грамота, но все ж…

И дверь, и окно прорубили, и зимовье сразу ожило. А сделали окосячку – и вовсе радостно прозрело. Гриша отбежал к реке.

– Смотрится, папань! Иди погляди отсюда.

– Придется, – выбрался Анисим из зимовья и сошел на берег. – Смотрится! Но чего-то не хватает. Прически нет. Крыша ведь, как дорогой гребень. Хоть на один скат, да надо ставить.

– Ну какой же терем с плоской крышей, – заспорил Гриша. – Смотреться не будет…

– Ну что ж, глаза боятся, а руки делают, – сдался Анисим. – До крыши дело еще дойдет, главная забота, как тепло в зимовье загнать. Где на печку камень взять – вот вопрос.

– В скалы сходим, – подсказывает Гриша.

– А много ли принесешь на горбу?.. Опять же лыжи надо. Прорва этого камня пойдет…

– Можно заездок разобрать, который начали из камня, – рассуждает Гриша. – Он же без надобности.

– Есть там подходящий камень, – хватается Анисим за мысль Гриши, – а на трубу донесем плитняка… Хорошая мысля приходит не опосля, – срифмовал Анисим. – Однако заговорились, паря, побежали-ка матицу поднимать.

На матицу выбрали бревно под силу, острогали, огладили с особым уважением и вниманием, как не говори, а событие в строительном деле не рядовое. Испокон века – праздник. Считай, дом возведен. Матицу уложили, настелили потолок из колотых строганых плах, укрыли потолок мхом.

– Теплее, папань, стало в зимовье, – определил Гриша, потоптавшись внутри.

– Жить можно, – поддержал Анисим. – Вот чем стеклить? Не присоветуешь, Григорий? – подгоняя тесовую дверь, спросил Анисим.

– А раньше чем стеклили? – поинтересовался Гриша.

– Кто чем. Кто бычьим пузырем, кто натягивал холстину…

– Ну, а мы речкой застеклим…

– Льдиной? Однако дело говоришь, Григорий.

Гриша сказал первое, что подвернулось на язык, а отец принял всерьез.

– А не растает? – засомневался Гриша. – Раз печь ставить собираемся.

– Не должно бы. Зимой не растает. Летом стеклину принесем.

Льдину на окно вырубали на плесе: светлую, хрустальную. Принесли, обрезали по размеру пилой.

– Как алмазом! – сказал Гриша. – И такая же, как алмаз, янтарная.

– А ты видел алмаз? А янтарь?

Гриша отрицательно помотал головой.

– А говоришь…

– Хоть кого спроси, как алмаз чистой воды.

– Понятно-о, читал, – протянул Анисим, вставляя «стеклину» в проем окна. – Как тут и была!..

Они вошли в зимовье. Гриша закрыл дверь.

– Ну, Григорий, хорошее электричество ты зажег.

Свет от окна струился мягкий, с зайчиком внутри и невесомо ложился на строганые медовые стены.

– Жаль коптить, – повздыхал Анисим. – Надо искать глину на печку.

– Давай, папань, сегодня тут ночевать.

– Посмотрим, – неопределенно ответил Анисим.

Через минуту Гриша уже топтался у порога.

– Пошли к костру…

– У костра время проводят. А у нас два способа греться. Таскать камень с реки и колоть чурбаки на доски, строгать стол, нары. Выбирай, Григорий, какой способ тебе подходит.

– Запруду разбирать, – сразу выбрал Гриша.

Анисим вышел из зимовья и, хотя было видно, сумерки топили речку, посмотрел на свои часы.

– О, мил чиловек, приспела пора варить суп из топора…

– По мне так рыбу с крупой тушить, а перед тем сухарика погрызть, – высказал свое желание Гриша.

– Чему быть, того не миновать, – взялся за котелок Анисим.

Отужинали. Гриша загреб котелок, прокипятил его, сполоснул, засыпал толченый орех, помешал, собрал ложкой скорлупу.

– Папань, тебе подогреть молока?

– А чего греть, – отозвался Анисим, – давай парное… – Гриша налил полную кружку и подал отцу. Анисим прихлебнул один, другой глоточек из кружки… – Сладкое. На хорошем выгоне корова паслась…

– Не зря говорят, у коровы молоко на языке, – поддержал отца Гриша.

– А ты откуда знаешь? – поднял от кружки глаза Анисим.

– Знаю. Я же крестьянский сын… И дед мой Федор, и прадед Аверьян…

Анисим свободной рукой притянул к себе Гришу, сплеснув из кружки.

– А знаешь, – застеснялся нежности Анисим, – отчего солдат гладок? Наелся – и на бок… – Анисим одним духом допил молоко, утер усы тыльной стороной руки и в шалаш.

Гриша помыл ложки, кружки, накрыл коринкой котелок – и тоже спать.

С рассветом, пока Анисим готовил на завтрак уху и подвяливал над дымком малосольного хариуса, Гриша торил тропу к запруде. И позавтракали наспех, будто на поезд опаздывали.