— Да, сразу. Тело ей передали. Но ты знаешь, совсем я не понимаю этих баб, — вдруг яростно продолжил Левин. — Что ей в жизни было надо? С чего с двенадцатого этажа вниз бросаться! Мать, сын, работа, личная жизнь даже была! И мужик этот попал ни за что! Вот дура-то!
Владимиров не стал отвечать на вопрос Егора. Впрочем, тот уже перевел тему.
— Жаль, что тебя не было на совещании. Там начальник наш на Ковалева здорово наехал. Прямо обвинил его в халатности. Мол, сначала должен был все проверить, труп везде поискать, а потом уже дело на этого мужика шить. Припомнил даже, что ты говорил о возможном суициде. Сказал, что твоя версия не была им досконально проверена. Но ты знаешь, вопрос, видимо, не в тебе. У нас говорят, что наш начальник-то побаивается Ковалева, ведь хитер парень, подсидеть его может. Поэтому так и разъярился. Долго он ему еще не простит такого «прокола». Знаемо ли, дело вернулось на доследствие, теперь у Ковалева жирный минус в его блистательной карьере. Но ты сам — будь с ним поосторожнее, он теперь на тебя будет зуб точить, — закончил Егор.
Владимиров кивнул. Он понял, что мучавшие его вопросы нашли свои ответы, но ощутил не облегчение, а какое-то сожаление. Он понимал мотивы, толкнувшие Марину Филатову на самоубийство, но внутренне все равно не находил оправдание ее поступку. Возможно, она не хотела иного разрешения своего жизненного пути, но сколько людей рядом оказались вовлеченными в эту историю! Владимиров не хотел думать о том, что теперь будет с ее матерью и сыном, другими людьми, которые ее окружали, но вдруг понял, что маленькая Флори могла простым фактом своего существования в сети внушать кому-то надежду, помогать советом, дарить радость, а теперь даже этого не будет.
Не будет никогда.
