Затерянный остров и другие истории - [27]

Шрифт
Интервал

Лицо Бе-бе было прекрасно, а душа и того прекрасней; только увечная нога не позволяла ей быть совершенством юной женственности. Но не один юный воин жаждал жениться на ней, потому что она была добра и приветлива, любила веселье, пальцы ее проворно и искусно ткали одеяла-накидки, и так же, как мать, она любила маленьких детей. И вот однажды явился сильный юный охотник — легконогий, остроглазый, с верной рукой. Стрелы его никогда не летели мимо цели, а жилище полнилось мягкими теплыми шкурами диких зверей — безмолвными свидетелями его доблести.

— Моих сил хватит на двоих, — сказал он, когда она согласилась стать его женой.

Но при взгляде на злополучную ногу на лицо девушки набежала тень.

— Я не смогу выбежать тебе навстречу, когда ты возвратишься из леса с оленем на плече или бобром в руках, — печалилась она. — Никогда не смогу сплясать вместе с тобой на великих потлатчах, как мои подруги и другие женщины. Мне придется сидеть все время среди старух, совсем одной, среди морщин старости — совсем, совсем одной…

— Ты никогда не состаришься, никогда не станешь безобразной, — уверял он ее. — Твое лицо, душа, твое смеющееся сердце — они никогда не состарятся. Я буду плясать за нас обоих. Пойдем же… Но пойдешь ли ты со мной?

И по-женскому обыкновению, она поверила ему и навсегда оставила отцовскую хижину.

Мать часто навещала дочь, по-прежнему называя ее Бе-бе, словно дитя, — так и бывает у матерей с увечным ребенком. Проплывали годы, и Бе-бе родила своему мужу шестерых прекрасных детей, и ни у одного из них не было ни увечной ноги, ни прекрасного лица их смешливой матери. Она не состарилась, как это бывает с женщинами сквомишей еще в молодые годы, и лицо ее было словно цветок, когда сидела она среди престарелых и убогих на великих потлатчах, а девушки и юноши плясали и пели и снова пускались в пляс. Кто скажет, кто поведает, как часто хотелось ей присоединиться к ним! Но ни боль, ни тоска не мучили ее вечно молодое сердце. Так было до тех пор, пока не явилась племянница ее мужа. Высокая, гибкая дева, сильная, как сам охотник, она могла плясать, словно луч света на синих волнах Тихого океана. Необычайный блеск появлялся в глазах охотника, когда он глядел на нее, когда следил, как она раскачивается, словно ветви сосен под ударами бури, когда следил за ее стремительными ногами, за быстрым, легким шагом, за ее удивительной выносливостью. Час за часом плясала она без устали, и часами глядел он на нее. А когда пляска заканчивалась, молодые воины и охотник, муж Бе-бе, толпились вокруг нее с подарками — бусами из раковин — и жаркими речами. Бе-бе глядела на свою ногу — и смех замирал на ее устах.

Много дней, много недель она ждала его в жилище со своими шестью маленькими детьми, но муж-охотник ушел с той, у которой не было увечной ноги — изъяна, приковавшего жену к старым и безобразным.

Много юных воинов приходило к Бе-бе. «Выходи за меня, — говорил каждый. — Он не вернется к тебе». Но она только улыбалась и качала головой, обращая к мужу распростертые объятия.

И вот уже подруги ее юности состарились и покрылись морщинами, соплеменники сделались нетвердыми в ногах, ослабели с годами, а лицо Бе-бе оставалось столь же юным и прекрасным, как тогда, когда она впервые встретила и полюбила сильного юного охотника, что ушел из ее жизни много лун назад.

А в своем отдаленном жилище охотник сам сделался старым и слабым; рука его утратила меткость, глаз не был уже столь острым. Рядом с ним сидела племянница, что была когда-то так легконога, так задорна в танце, так сильна, статна, подвижна. Но годы отяжелили ее когда-то резвые ноги, состарили лицо, сгорбили плечи, скрючили руки. Старая и безобразная, скорчилась она под своей накидкой, ибо кровь ее медленно текла в жилах, — ей было уже не до плясок. И все это время Бе-бе сидела на великих потлатчах с лицом, похожим на цветок, что распустился посреди унылых, голых веток зимних деревьев.

И вот однажды он возвратился, возвратился, чтобы взглянуть на ее красоту, услышать смех и узнать, что любовь преданной женщины навечно сохраняет ей юность и цветение. С громким криком он склонился перед ней, и, хотя был он старым и безобразным, она протянула к нему руки.

Но тут Сагали Тайи подал свой голос с неба, а слово его — закон для всех племен и народов.

— Тебе не владеть ею больше, о охотник! — молвил голос. — Неправда не может жить в согласии с правдой. Я помещу ее вместе с детьми туда, где их юность, красота и смех вечно будут искушать твое уродство, твое убогое сердце. Они никогда не состарятся, не станут безобразными, и вместе со своей увечной ногой она превратится в самое грациозное существо из всех, что способен сотворить я, Сагали Тайи. Взгляни на утренние небеса, о охотник с раздвоенным ликом, с раздвоенным сердцем, и в первых лучах восходящего солнца увидишь ты грацию, смех, юность и верность, любовь и правду, которыми ты поступился, — эти семь славных созданий, что ты оттолкнул.

И поутру, в золоте восходящего солнца, поднялась в воздух стая — семь жемчужно-белых лебедей. На краткий миг задержались они над престарелым охотником, затем устремили свой крылатый путь к югу. В муке одиночества он следил за их изящным полетом. Охотник бросился к жилищу Бе-бе — оно было пустым. Вновь его взгляд поднялся к небесам, где еще можно было различить семь прекрасных птиц, чьи крылья были словно шелк парусов, а ноги оставляли дымчатый темно-оранжевый след в небесной синеве. Он опустил голову: охотник понял, что эти стелящиеся ноги прославляют единственный изъян его Бе-бе.