Затерянный мир Кинтана-Роо - [52]

На столе, служившем алтарем, стояло с полдюжины небольших крестов с характерными треугольниками. Некоторые из них были покрыты белой или красной тканью. Посередине комнаты стояло три грубо отесанных деревянных креста, рядом с ними кресты каждой из десяти семей деревни и, наконец, еще три креста — те самые три креста Чан-Санта-Круса, символы индейского восстания. Перед крестами на столе размещались сосуды — разрезанные пополам калебасы, поставленные на сплетенные из прутьев кольца. В сосуды был налит атоле, принесенный жителями деревни. Старик в своем жреческом облачении — простые, без пояса, белые штаны до колена и типичная для майя широкая вышитая рубашка — произносил молитвы, которым вторили все люди по обе стороны занавески. У стены были сложены маленькие плоские барабаны и похожие на портшез штуковины, на которых в праздники носят по деревне кресты Чан-Санта-Круса. Барабаны составляют часть оркестра, сопровождающего эту торжественную процессию.

После многих молитв на языке майя, обращенных к христианским святым, Сан-Лоренсо и Санта-Рите, а также к богу майя Канче Балам, жрец стал по очереди брать в руки сосуды и, чуть-чуть отпив из каждого, передавал остальное присутствующим в храме взрослым и детям, которые принесли с собой собственные сосуды, чтобы пить из них на церемонии.

Это была странная смесь христианского богослужения и языческих ритуалов. После ритуального питья атоле жители деревни вернулись домой, где продолжали пить какой-то другой, своеобразный напиток из перебродившей кукурузы и меда. У Канче такого напитка было заготовлено вдосталь, и он просил меня разделить с ним компанию. Жидкость оказалась приятной на вкус. Когда я ее выпил, желая доставить удовольствие хозяину, голова у меня закружилась, я стал быстро пьянеть, так же как Пабло Канче и все остальные жители деревни. В конце концов после многих довольно бестолковых попыток показать, как мне понравился напиток и какие успехи достигнуты мной в языке майя, я плюхнулся в свой гамак и молниеносно уснул.

Когда я проснулся, было уже около трех часов дня. Миссис Канче приготовила еду. Это подкрепило меня и опять поставило на ноги. Как всегда, ел я один, а миссис Канче передавала мне одну за другой горячие тортильи.

Окончательно придя в себя, я постарался поподробнее расспросить Канче о деревне, в особенности же разузнать, есть ли тут поблизости древние руины. С этим мне пришлось порядком повозиться, потому что Канче никак не мог понять, что я подразумеваю под словом «руины». Когда же он наконец это понял, я услышал обнадеживающий ответ:

— Здесь их много.

Мы вышли с ним из деревни, миновали покрытый пальмовыми листьями алтарь, куда индейцы ставили своих идолов, чтобы отгонять злых духов, и пересекли маленькую полянку в джунглях. Канче сказал, что это кладбище. Среди высокой травы и небольших деревьев виднелись могилы, на каждой крупными камнями выложено по два концентрических круга. Это было простое, но полное особого смысла кладбище индейцев, вся жизнь которых, как и их могилы, уместилась на одной лишь крохотной полянке среди всепоглощающих джунглей. От кладбища мы свернули на узкую тропинку и, пройдя несколько сот ярдов, оказались у невысокой каменной стены, ведущей к остаткам маленького разрушенного храма с провалившейся крышей. Заглянув поверх стен внутрь, я увидел среди груды камней обломки идола. Канче сказал, что это священная статуя.

По пучкам засохших цветов и листьев, разбросанным вокруг, можно было заключить, что индейцы все еще поклоняются идолу. Я хотел подобрать и рассмотреть обломки, но Канче запретил мне к ним прикасаться: ведь они были священны.

Осмотрев как следует маленький храм, я спросил у Канче, есть ли тут еще руины, но он явно не хотел говорить об этом. Лишь после очень долгих уговоров он наконец сообщил, что есть и другие развалины, только далеко отсюда. Место это называется Чунйашче, что на языке майя означает «ствол сейбы». Там много построек, и некоторые такие высокие, что, взобравшись на них, можно увидеть море. Канче уверял меня, что они даже выше Кастильо. Именно там останавливается на ночь ежегодная процессия со священными крестами на пути из Чумпома в Тулум.

Видимо, развалины эти находились к югу от Тулума и довольно далеко от берега. Я принялся уговаривать Канче пойти туда, но он отказывался. Это очень далеко, идти надо два дня. Вечером я снова пристал к нему с уговорами, и он наконец сдался.

Я решил воспользоваться случаем, чтобы спросить Канче, сможет ли он быть моим проводником, когда я пойду дальше на юг. Путь мне предстоит еще долгий, поэтому я очень нуждаюсь в его помощи. Канче согласился проводить меня лишь чуть подальше Чунйашче, до того места на берегу, которое называется Капечен, что означает «четыре сенота». Там живут индейцы, его знакомые.

Уходить я решил через два дня, а пока старался узнать как можно больше о Тулуме. Видимо, до меня никто из иностранцев не бывал в этой удивительной деревне, так что теперь я не собирался терять здесь зря время. Канче обрадовался, что я хочу побыть у него еще немного, а мой интерес к делам деревни ему явно очень польстил.