Затерянный мир Кинтана-Роо - [36]

Однако я не в состоянии был понять склад ума майя, людей очень молчаливых. Такая молчаливость часто бывает просто невыносима для нас, болтливых европейцев, — экспансивных южан и речистых саксов. Философская сдержанность майя проявляется не только в разговоре, но и в чувствах. Это молчаливость полная смысла, а для меня — полная таинственности. Позднее мне пришлось узнать молчание Востока, негативное молчание китайца, который не говорит потому, что ему не хочется говорить. Может, это и банально — давать определение молчаливости, но все-таки скажу, что у майя она имеет особый смысл, и я надеюсь со временем понять его.

Как и большинство индейцев, Мигель отличался немногословностью. У него не было потребности европейца всегда объяснять свои действия. Он не говорил «начнем, пожалуй», «выпьем», «давай, давай», «минуточку» и прочих слов, на которые не ждут ответа, а просто сопровождают ими действие, подкрепляют принятое решение. Мигель же только действовал. Когда он говорил, его фразы всегда имели точный смысл.

После еды Мигель поднялся и произнес одно лишь слово «коош», первое слово на языке майя, которое я узнал. Оно значило просто «идти». Не знаю, сколько раз мне приходилось слышать это слово, но оно скоро стало привычным и означало для меня, что путь еще не окончен, что надо идти дальше.

Мигель молча взял мой хенекеновый мешок, приделал к нему ремень из волокна хенекена и взвалил на плечи. Ремень охватывал его лоб. Заметив, как неловко я тащу свою сумку, он остановился и привязал к ней полоску материи, чтобы и мне можно было перенести нагрузку на лоб. Такой способ носить тяжести оказался на удивление удобным. Сумка сразу потеряла вес, да и руки освободились.

Кокаль Ак тянулся на две мили, а потом мы вышли на каменистый берег. Размытый морем серый коралловый известняк был сплошь покрыт острыми выступами и усеян дырками, будто сыр. Если тут упадешь, то весь изрежешься об острые края и зубцы. Вымытые кое-где глубокие ямки заставляли идти с величайшей осторожностью, так как об их края можно было в один миг сломать ногу.

Я не знал толком, куда мы идем и сколько надо еще пройти. От Мигеля я сумел узнать только расстояние в лигах — три лиги. Где-то я слышал, что одна лига равна двум с половиной милям, но вскоре мне пришлось пересмотреть такое определение. В Кинтана-Роо лига очень неопределенная единица, она означает расстояние, которое можно пройти за час, и изменяется в зависимости от характера местности и скорости пешехода. Три лиги казались мне бесконечными. Нам понадобилось четыре с половиной часа, чтобы добраться до Акумаля.

После часа ходьбы путь нам преградила лагуна среди высоких болотистых зарослей. Это была калета Ялкоу. Идти дальше по берегу моря стало невозможно. Вынув мачете, Мигель начал прорубать дорогу сквозь густые заросли. Передвигались мы очень медленно, ноги наши по щиколотку вязли в липкой, нагретой солнцем грязи.

Когда мы прошли ярдов триста, Мигель вскарабкался на ствол поваленного дерева и показал на стены полуразрушенного храма, выступающие над зарослями, — еще один след древних майя. Тут я впервые подумал, что испанским конкистадорам приходилось не так уж туго. Земля эта была тогда цветущим краем. Во всяком случае испанцы не страдали от бездорожья, они шли по тропам древних майя. Там, где теперь тянулись лишь дикие джунгли, раньше поднимались города и селения, в них всегда можно было найти воду, а может быть, кров и пищу. Нам же с трудом приходилось прорубать себе путь сквозь заросли. Я с восхищением смотрел, как ловко орудовал Мигель своим мачете. Срубленные сучья, корни, листья пальм валились перед ним беспрерывно с обеих сторон. Под шум ударов и шелест падающих ветвей мы медленно продвигались сквозь чащу.

Через час снова показалась лагуна, бирюзовой рекой уходившая в глубь побережья, и вскоре мы уже шли по голому ноздреватому камню. К моему удивлению, это оказался естественный мост — тонкий пласт известняка, вымытый морем. Внизу со всех сторон голубела прозрачная вода — целая подземная сеть соединенных друг с другом маленьких сенотов, наполненных морской водой. По словам Мигеля, тут было царство ламантинов, удивительных тропических животных вроде тюленя. Ламантина считают виновником возникновения легенд о русалках. На это животное размером с крупного моржа индейцы охотятся до сих пор ради его мяса. Говорят, что оно вкуснее свинины. Из толстой жесткой кожи ламантина делают хлысты и веревки. Есть поверье, что человек никогда не может оправиться после удара таким хлыстом. Как я ни всматривался в прозрачную голубую воду, где сновали яркие рыбки, увидеть прославленных ламантинов мне так и не удалось.

Солнце немилосердно жгло нам спины, пока мы шагали по камням среди сенотов. Как же отрадно было наконец вступить под прохладную сень джунглей! Мы снова принялись прорубать себе дорогу среди пальм и лиан. Ноги наши утопали в зловонной грязи, а вокруг головы гудели неотвязные комары. Ремни на лбу не давали двинуть шеей, и комары впивались в наши неподвижные лица. Казалось, Мигеля они нисколько не беспокоят, я же все время размахивал руками, пытаясь отогнать назойливых насекомых, благо руки у меня были свободны.