Затерянный мир Калахари - [29]

Ты жив? — кричал он. — Где фонарь, будь он проклят?

На мне лежали сучья и солома. Я понял, что произошло: обрушилась хижина. По моей шее, лицу и рукам ползали термиты. Чтобы избавиться от них, я ерзал на животе по земле и пытался соскрести их со спины навалившимися на меня сучьями, но с них только сыпался мусор и новые массы термитов. Еще несколько секунд продолжалась эта неистовая возня в темноте. Мы изо всех сил старались освободиться от остатков крыши и от насекомых. К счастью, вся попадавшая на нас дрянь была до такой степени источена термитами, что легко рассыпалась. Наконец я поднялся на ноги, отыскал при неверном свете звезд машину и включил фары. Хижина лежала в развалинах. Из-под них с проклятиями вылезал Франсуа.

Песок хлестал по коже, но мы разделись донага, чтобы избавиться от жалящих насекомых. Надев чистое белье, мы просидели остаток ночи в машине, пытаясь заснуть. К утру ветер утих. Мне повезло — лихорадка почти совсем прошла. В мусоре, который остался от развалившейся хижины, не было ни одного термита! Идеально вымуштрованные, они организовали планомерное отступление в свой подземный мир.

Когда мы пришли в бушменское поселение прощаться, там были только детишки и старухи. Все остальные ушли: мужчины на охоту, женщины — собирать коренья и ягоды, гусениц и личинок. Несколько женщин возвращались от колодца с водой в скорлупе страусовых яиц. Одна слепая старуха перепугалась, услышав наши шаги, шаги людей в сапогах, но мы успокоили ее, крикнув «Морро, морро» и вложив ей в руку немного табаку. Она стерегла грудного ребенка, которого не видела, но очень трогательно поглаживала узловатыми, искривленными пальцами. Ребенок отполз от нее, она на четвереньках настигла его и взяла на руки.

Эти бушмены ведут древнюю первобытную жизнь, но без переводчика нам здесь делать было нечего, и мы направились к цели — в Самангейгей. Можно было больше не таранить кустарник — перед нами была дорога, проложенная огромными грузовиками-дизелями, курсирующими через Калахари в Мохембу (Бечуаналенд) и обратно. Правда, дорога шла по сыпучему песку, и мы делали не больше восьми километров в час. Ночь мы провели под открытым небом, под раскинувшимся над нами звездным одеялом. Проехав утром несколько часов, мы заметили трех или четырех бушменов, прятавшихся в кустах. Немного спустя мы прибыли в Самангейгей, бушменский рай. Здесь мы собирались провести четыре месяца с самым древним народом на земле.

Глава пятнадцатая Кустарник — их дом [1]

Вокруг Самангейгея раскинулась песчаная равнина, покрытая кустарником и золотистой травой, резко контрастирующей с ярко-синим небом. Здесь нет омурамбы, но вся местность лежит в неглубокой впадине, где в нескольких местах бьют роднички. Бушмены вырыли ямы глубиной в несколько метров, и даже в самое сухое время года там всегда есть вода. Около пятидесяти бушменов живут здесь в трех поселениях, каждое из которых находится примерно в километре от колодца. В одной из хижин этой маленькой общины поселился со своей семьей Натаму, африканец из племени окованго. Он должен быть нашим переводчиком. Департамент по делам туземцев выплачивает ему небольшое денежное пособие, и он живет в этом районе Калахари, следит за бушменами и сообщает о вспышках малярии, степных пожарах и других чрезвычайных происшествиях. Администрация Юго-Западной Африки поселила в разных частях Калахари несколько таких надежных банту, своих информаторов.

Натаму около тридцати лет. Он рос с бушменами недалеко от Окованго, учился в школе миссии и говорит на языках куангари, африкаанс и бушменском. Иатаму первым встретил нас, когда мы подъехали к колодцу. Мы передали ему письмо от Крюгера на языке куангари с просьбой познакомить нас с местными бушменами: к счастью, Натаму был с ними в хороших отношениях. Кроме того, он уже работал переводчиком с американской экспедицией на юге.

Натаму показал нам пустую хижину, и мы выгрузили бочки и баки с бензином и водой, консервы и оборудование. Появились обеспокоенные бушменские мальчишки и начали разглядывать нас издали. Мы позвали их. Те что постарше решились подойти, но остальные исчезли в кустарнике, откуда, конечно, продолжали наблюдение. До самого вечера Натаму и один бушменский мальчик учили нас выговаривать основные бушменские слова, которые могли пригодиться Франсуа и мне. В обучении нам помогал магнитофон. Они немного боялись этой машины, но, услышав, что она воспроизводит не только их голоса, но и мой, успокоились. Проучившись около часа, я уже мог чмокать губами, прищелкивать языком и, следовательно, выговаривать слова «не бойся», «иди сюда», «подожди минутку», «делай так», «это тебе» и т. д. К сожалению, я не мог записать эти щелкающие звуки фонетически и поэтому вынужден был несколько дней подряд прокручивать пленку, чтобы запомнить произношение. Постепенно я выучился выговаривать двадцать-тридцать коротких предложений.

Взрослому европейцу почти невозможно овладеть языком бушменов, так как для произнесения многих щелкающих и хрюкающих звуков необходимо иметь по-иному устроенные голосовые связки. Отдельные звуки произносятся с участием мышц живота и груди. Передаваемый этими звуками смысл зависит также от громкости, с которой они произносятся, от понижения или повышения тона. Последняя черта характерна для бушменского и для китайского языков.