Затерянный горизонт - [18]

— Милый мой мальчик, удивляться тут нечему, — покачал головой Конвей. — Вам двадцать четыре года, и вы находитесь сейчас где-то между небом и землей, на высоте двух с половиной миль — отсюда и реакция. По-моему, вы выдержали трудный экзамен на отлично — лучше, чем я в вашем возрасте.

— Но неужели вас не поражает весь этот абсурд? Полет через горы, маета на ветру, смерть пилота, встреча с этими людьми — один сплошной немыслимый бред.

— Конечно, поражает.

— Тогда каким образом вам удается сохранять спокойствие, хотел бы я знать.

— Вас это действительно интересует? Извольте, хотя, вероятно, вы сочтете меня циником. Я спокоен, потому что многое в моей прошлой жизни кажется не меньшим бредом. Кошмарные вещи происходят не только в этой части света, Маллинсон. Если уж у вас не выходит из головы Баскул, припомните, как революционеры пытали пленных перед самым нашим отлетом. Они приспособили для этого обычный паровой каток. Ничего более ужасного в своей нелепости я не видел. А последняя телеграмма из Манчестера, помните? Тамошняя текстильная фирма просила навести справки о перспективах сбыта дамских корсетов в Баскуле. Это, по-вашему, не бред? Так что, поверьте, в худшем случае мы поменяли один кошмар на другой. А что касается войны, то и вы научились бы стискивать зубы и не дрейфить.

Пока Конвей и Маллинсон беседовали, тропа еще раз ненадолго взмыла вверх, и у путников снова перехватило дыхание. Но уже через несколько шагов дорога выровнялась, и они вышли из тумана на чистый солнечный воздух. Впереди, в небольшом отдалении, показался монастырь Шангри-ла.

В первый момент Конвею почудилось, что это галлюцинация от недостатка кислорода — движение в строго заданном ритме отнимало все силы. Зрелище и вправду открылось удивительное и невероятное. Несколько разноцветных павильонов прилепились к горному склону с небрежной грацией лепестков цветка, распустившегося на голом камне, без малейшего намека на суровость рейнских замков. Само изящество и совершенство. Вобрав эту строгую простоту, взгляд скользил от молочно-голубых крыш вверх к гигантскому серому монолиту, столь же могучему, как Веттерхорн над Гриндельвальдом. А за ним, подобные граням сверкающей пирамиды, парили снежные склоны Каракала. Вполне вероятно, что другого такого горного пейзажа в мире не сыскать, подумал Конвей и прикинул, какой колоссальный напор снега и льда приходится выдерживать гранитному монолиту. Как знать, может быть, когда-нибудь гора расколется надвое, и Каракал низвергнется в долину во всей своей ледяной красе. Его даже приятно взбудоражила такая пугающая, хотя и маловероятная перспектива.

Не менее захватывающая картина открылась и при взгляде вниз. Почти отвесная горная стена заканчивалась разломом, который, вероятно, образовался в результате какого-то древнего катаклизма. Смутно маячившая в отдалении долина, укрытая от ветров, манила своей зеленью — монастырь как бы озирал ее. Конвею она сразу приглянулась, хотя ее обитатели, если таковые имелись, наверняка отрезаны от всего мира неприступными кручами на противоположной стороне. Выбраться из долины, похоже, можно было только одним-единственным путем, вскарабкавшись к монастырю. Осознав это, Конвей слегка встревожился: возможно, опасения Маллинсона были не так уж безосновательны. Но эта мысль тут же уступила место глубокому, почти мистическому, ощущению завершенности пути, окончательности.

Впоследствии Конвей не мог точно припомнить, как он и его спутники добрались до монастыря, с какими церемониями их там встретили, освободили от пут и провели в какие-то помещения. Разреженный воздух убаюкивал, так же как и фарфорово-голубое небо; при каждом вдохе в душе Конвея разливался глубокий умиротворяющий покой, и его уже больше не занимали страхи Маллинсона, шуточки Барнарда и старания мисс Бринклоу изображать из себя леди, готовую к любым напастям. Он смутно припоминал, что его удивили просторные, теплые и очень чистые помещения монастыря; впрочем, особенно долго удивляться не пришлось — заметно приободрившийся китаец вылез из своего паланкина и повел гостей через анфиладу комнат.

— Я должен принести извинения за то, что в пути вы были предоставлены сами себе, — проговорил он. — Дело в том, что подобные путешествия мне противопоказаны, и приходится заботиться о своем здоровье. Надеюсь, вы не слишком переутомились?

— Ничего, выдержали, — сухо улыбнулся Конвей.

— Вот и прекрасно. А теперь следуйте за мной, я провожу вас в ваши апартаменты. Не сомневаюсь, что ванные комнаты вам понравятся. Удобства у нас простые, но вполне приемлемые.

В этот момент Барнард, который все еще не мог отдышаться, закашлялся и произнес:

— Не скажу, что приноровился к вашему климату… грудь у меня немного закладывает, зато вид из окон — будь здоров какой. А в туалет нужно занимать очередь или в каждом номере свой — как в американском отеле?

— Мистер Барнард, я уверен, что вы всем останетесь довольны.

— Хотелось бы надеяться, — заметила мисс Бринклоу, высокомерно кивнув.

— После того, как устроитесь, — продолжал китаец, — почту за честь, если вы разделите со мной трапезу.