Затерянные миры. Зотика - [34]

Молодой император вдруг вспомнил безвозвратно утраченное великолепие своего царствования в Йетлириоме и вновь ощутил переполнявшие его тогда гордость и ликование. В душе слабо всколыхнулось возмущение, тень негодования против злодеев, вытащивших его из вечного покоя назад, в это убогое подобие жизни. Он начал втайне оплакивать свою поруганную землю и бедственное положение ее народа.

День за днем, поднося кубки в те залы, где прежде владычествовал сам, Иллейро был свидетелем деяний Матмуора и Содосмы. Он видел как исполнялись их прихоти, наблюдал их жестокость и то, как они удовлетворяли свою похоть, их все более и более омерзительное пьянство и обжорство. Он видел, как колдуны тонут в роскоши, толстеют, становятся все ленивее и невоздержаннее. Тираны давно забросили занятия магией и забыли многие заклинания. Тем не менее они правили, все еще могучие и грозные. Развалившись на своих розовых и пурпурных ложах, Матмуор и Содосма грезили о том, как поведут армию мертвецов на Тинарат, как возрастет их могущество. За этими мечтами они жирели, словно могильные черви в полном гнили склепе. Своим деспотизмом и мерзкой похотью некроманты зажгли в сумрачном сердце Иллейро огонек восстания, и разгорающееся пламя стало побеждать мертвенное дыхание Леты. Гнев все больше охватывал последнего императора, возвращая ему некоторое подобие прежней силы и твердости. Илейро видел постыдное поведение своих угнетателей, вспоминал все то зло, которое они причинили беззащитным мертвым, и хор приглушенных голосов в его мозгу требовал возмездия.

Но до поры до времени Иллейро безмолвно передвигался по залам дворца в Йетлириоме, повинуясь воле повелителей, или же замирал в ожидании приказаний. Он наполнял их агатовые кубки янтарными винами, что добывались с помощью колдовства на холмах под молодым солнцем; он терпел всяческие унижения и оскорбления. И ночь за ночью он лицезрел, как маги напиваются допьяна и засыпают, румяные и толстые, среди никак не заслуженной ими роскоши.

Живые мертвецы почти не разговаривали между собой. Отцы и сыновья, матери и дочери, бывшие возлюбленные проходили друг мимо друга, словно не узнавая, без слова жалобы на жестокий жребий. Но однажды ночью, когда тираны забылись пьяным сном и язычки пламени заколебались в колдовских светильниках, Илейро пришел за советом к своему старшему прародителю, Гестайону. Легенды прославляли первого императора как великого волшебника и хранителя потаенного знания древности.

Гестайон стоял поодаль от других, в углу полутемного зала, коричневый и высохший в своей жалкой одежде мумии, его безжизненные обсидиановые глаза неподвижно глядели в небытие. Он как будто не слышал вопроса Илейро, но через несколько минут вдруг заговорил сухим шелестящим шепотом:

— Я слишком стар, а гробовой сон был таким долгим, что заставил забыть очень многое. Но возможно, заглянув назад, в пустоту смерти, я смогу вернуть хотя бы часть былой мудрости, и мы вместе найдем способ спастись.

И Гестайон начал перебирать обрывки воспоминаний. Так мудрец пытается найти крупицу драгоценного знания в книгах, давно изъеденных книжным червем и уже сгнивших в своих переплетах. Наконец он произнес:

— Тысячу веков назад я был могущественным волшебником и очень многое было мне ведомо, в том числе заклятия некромантии. Хотя я и не использовал их, считая воскрешение мертвых отвратительным. Возможно, среди моих знаний найдется что-нибудь, что поможет нам сейчас. Я вспоминаю смутное, неясное пророчество, сделанное в те давние годы, когда был заложен Йетлириом и родилась империя Синкора. Пророчество гласило, что беда страшнее смерти постигнет империю в далеком будущем. Но первый и последний из Нимботов, объединив свои силы, найдут способ освободиться и победить злой рок. Предсказание ничего не говорило о том, какая это будет беда, однако упоминало, что два императора смогут преодолеть ее, разбив древнее глиняное изваяние, охраняющее самый нижний склеп под императорским дворцом в Йетлириоме.

Выслушав это пророчество из поблекших уст своего предка, Илейро некоторое время размышлял.

— Сейчас мне вспомнился один день моей ранней юности, когда я беспечно бродил по незанятым склепам дворца и добрался до самого последнего, — наконец заговорил Илейро. — Там стояло грубо слепленное глиняное изваяние, чей облик показался мне странным. Ничего не зная об этом пророчестве, я с разочарованием развернулся и ушел так же беззаботно, как и пришел.

Гестайон и Илейро оставили своих ничего не замечающих сородичей, прихватили из зала украшенные драгоценными камнями светильники и отправились к тайной лестнице в подземелье дворца. Долго пробирались они, словно тени, по лабиринту ночных коридоров и наконец вышли к самому нижнему склепу.

Предсказание оправдалось. В клубах паутины и черной пыли незапамятных времен императоры обнаружили глиняную статую с грубыми чертами одного из забытых земных божков. Иллейро разбил изваяние камнем и извлек огромный меч благородной стали, тяжелый бронзовый ключ и медные таблички. Надпись, высеченная на блестящих табличках, рассказывала, как избавить Синкор от темного владычества некромантов и вернуть людей в милосердные объятия смерти.