Застывшее время - [29]

Однако Вилли, горячо любившая отца (пожалуй, как никого в жизни), вдруг вспомнила запись в его дневнике о своей поездке в Германию молодым студентом: ошеломленный количеством доступной музыки, он чувствовал себя словно собака, выпущенная на поле с кроликами.

– Говорят, Гитлер любит Вагнера, – вставила Сибил; она закончила второй носок и вытащила первый из сумки, чтобы отдать мужу. Слава богу, наконец-то: вязать носки ужасно муторно, но Хью так радовался, что она считала своим долгом пополнять запасы.

– Охотно верю. – Дюши терпеть не могла Вагнера: по ее мнению, он слишком далеко заходил в ту сторону, о которой ей совсем не хотелось думать.

– Спать! – воскликнул Эдвард. – Завтра вставать рано.

Он глянул на братьев.

– Хью, подвезешь Рупа, ладно? Мне надо по пути заехать по делам.

* * *

Руперт бессознательно оттягивал момент, когда им с Зоуи придется подняться в спальню. Выйдя из ванной перед ужином, он застал жену сидящей возле туалетного столика. Он слегка приподнял ее лицо за подбородок. Она явно плакала: веки с голубоватыми прожилками немного припухли. Как ни странно, она улыбнулась, сняла его руку с плеча и засунула под шелковое кимоно. Глядя в ее изумительные заплаканные глаза неопределенного цвета, он вздрогнул и наклонился ее поцеловать, но она закрыла его губы ладонью и шаловливо мотнула головой в сторону постели. Внезапно он ощутил прилив беззаботного веселья – вернулась его прежняя, юная Зоуи.

Теперь же, после ужина, пока они тихо поднимались по ступенькам на галерею, ведущую в их спальню, те идиллические полчаса, прерванные – возможно, к счастью – Пегги, которая постучалась и тут же вошла, казались сном – то ли было, то ли нет… Пегги задохнулась и покраснела от смущения, но без нее они ни за что не успели бы к ужину. Оба поспешно бросились одеваться, смеясь; Зоуи закрутила еще влажные волосы в шиньон и застегнула платье, которое он купил ей на прошлое Рождество.

– Даже накраситься времени нет, – посетовала она. – Как думаешь, сойдет?

– Ты такая… – начал он, но передумал. – Люблю тебя – вот и все. Для меня всегда сойдет.

Однако сейчас, по завершении довольно тягостного вечера ett famille[4], он уже пожалел, что ранее обещал обсудить с ней будущее: его намерение отправиться на флот (если возьмут), ее взгляды на происходящее. Обсуждение неизбежно перейдет в ссору: она плохо воспринимала доводы, которые ей попросту не нравились, и это его частенько раздражало; в такие минуты он про себя обвинял ее в сознательном саботаже, а вслух проявлял терпеливую агрессию, и тогда она дулась. Ему не хотелось завершать день на такой ноте, и, поскольку они уже занимались любовью (до недавнего времени – действенный способ разрешения подобных споров), он боялся, что их ждет напряженная, бессонная ночь.

Он ошибся. Произошло примерно то же самое, что и до ужина; впрочем, на этот раз без флера легкомысленной страсти, все было гораздо приятнее: ни чувства вины за выпавшие ей испытания, ни беспокойства за то, что он не сможет ее удовлетворить. Когда они тихо лежали рядом в блаженном молчании, она вдруг сказала:

– Руперт, я тут подумала…

Он упал было духом, но все же взял себя в руки. Ничего, он будет спокоен и терпелив и как-нибудь убедит ее в том, что некоторые вещи неподвластны нашим желаниям.

– Да?

– Давай найдем письменный стол в подарок Клэри? Такой, знаешь, старинный, с потайным ящичком. Я подумала – может, попробовать тот магазин в Гастингсе, куда ходит Эдвард…

– Cracknell.

– Да, он самый. Как считаешь, хорошая идея?

– Замечательная! – Его глаза наполнились слезами. – Поедем в следующие выходные.

– Только пусть это будет секрет.

– Разумеется! Ты же не думаешь, что я ей расскажу? – вознегодовал он шутливо.

– До Рождества еще далеко. – Она высвободилась и поднялась.

– Ты куда?

– Надо отложить кое-какую одежду для Пегги на завтра, – пояснила она, натягивая сорочку через голову.

Странно, думал он, надевая пижаму и открывая окно, чтобы впустить сырой, прохладный воздух, – странно, что они обсуждали всего лишь предмет мебели – пустяковую задачу на выходные. И тут же в голову пришла противоречивая мысль: может, лучше и правда им было поговорить – серьезно, без ссор – о том, что их ждало. Выключив свет и поцеловав ее на ночь, он мысленно обругал сам себя за то, что вечно предъявляет к ней завышенные требования.

* * *

– Ты и есть – по крайней мере, для меня.

Эдвард и Вилли повезли Джессику с Реймондом до коттеджа на машине, поскольку Реймонд сильно хромал. Сибил с Хью отказались: нет, спасибо, они прогуляются на свежем воздухе. Сибил так усердно светила фонарем перед Хью, что сама споткнулась.

– Иди с другой стороны, я буду держать тебя за руку.

– Красота в глазах смотрящего, – пошутила она.

– Не согласен. Да и неважно: как бы ты ни выглядела в моих глазах, или в своих, я все равно люблю тебя и всегда буду любить, что бы ни случилось.

Последние слова вырвались помимо воли. И кто меня за язык дернул, подосадовал он на себя.

Воцарилось молчание. Он уже понадеялся, что она не заметила, но тут она сказала:

– Я готова вынести что угодно, если мы все будем вместе. А теперь Саймон в школе, ты в Лондоне… Хью, было бы разумно держать дом открытым. Уиллс с Полли останутся здесь, а мы бы приезжали на выходные. Правда же?