Застенец - [50]

Вообще, Максутов много чего написал. Я даже удивился. Где человек такого ранга (а о назначении его Главноуправляющим Третьего Отделения не говорил только ленивый) и где я. Еще уверял, что мои перемещения по городу никак не ограничены, лишь упомянул, что теперь за мной неотступно станут следовать жандармы. Куда бы я не пошел. Они вроде бы даже хотели на занятиях присутствовать. Хорошо, что Зейфарт запретил. Мол, на территории лицея ни одному кадету ничего не угрожает. Вот и получалось, делай что хочешь, но за каждым твоим шагом будут следить. Как по мне, чувствовалось в этом во всем какое-то противоречие.

Что до того, как Максутов узнал о покушении – здесь нужно сказать спасибо Иллариону. Когда я явился в непотребном виде домой, тот пристал, как голодный клещ по весне. И не отцепился, пока не получил всю информацию.

Я думал, что на этом злоключения закончены. Однако верный слуга написал куда-то письмо. И уже вечером ко мне примчался сам Илья Вениаминович, выглядящий весьма встревоженно. Странно, конечно, что именно он. Вроде охрана молодого графа не входила в обязанности Максутова. Тогда не входила. Но надо же, как все перетусовалось.

Моя враждебная троица вела себя тише воды, ниже травы. Да, обстоятельства на политической карте сильно поменялись. Зубарева-старшего вроде не уволили, но сослали на какую-то незначительную должность. Поэтому его сынок – Дмитрий, ходил как побитая собака. Ну, к слову, действительно побитая.

Максутов-младший, несмотря на карьерный рост брата (как выяснилось троюродного), тоже не отсвечивал. Ответ я нашел в собственном письме. Игорь Вениаминович уверил, что его родственник не сделает мне ничего плохого. А если попробует что-нибудь выкинуть, то мне стоит сразу же писать Его Светлости.

А Крыса и есть Крыса. Он и раньше не особо рыпался. Теперь же вообще затаился. Казалось бы, живи и получай удовольствие. Вот только что-то не выходило.

– Может, в словах Будочника есть смысл? – спросил я. – Какой толк в даре, если ты не сможешь им воспользоваться.

– Что ты, Николай, отдать дар, даже его часть, это страшный грех! – всплеснул руками Горчаков.

– Рад, Илья, что мы хоть немного отвлекли тебя от прогула занятий. А что, правда грех?

– Илья со свойственной ему экспрессивностью и неустойчивой храбростью выразился не вполне корректно, – заметила Лиза, сев на парту и скрестив на груди руки. – Но в принципе верно. Передача дара – процесс неконтролируемый и рисковый. Потому на подобное могут пойти либо отчаянные люди, либо сумасшедшие.

– Я же не собираюсь отдать ему дар полностью. А кусочек, как выразился Будочник.

– Замечательно, значит, ты упадешь не с самого высокого шпиля четырехэтажного здания, а лишь с карниза крыши, – спокойно парировала девушка. – Пойми, Николай, у всего существуют определенные последствия. Бывали случаи, когда после передачи дар не рубцевался и магические силы продолжали утекать. И так до полного опустошения.

– Макар, можно твою короночку?

– Елизавета Павловна, при всем моем уважении, не будьте занудой, – развеселился Протопопов.

Правда, тут же пожалел о своем легкомыслии, встретившись с гневным взглядом Елизаветы. Он, наверное, и рад был бы вернуть все назад, вот только слово, как известно, не воробей. Уж скорее дятел.

– Дело не в занудстве, – серьезно ответила девушка. – А в том, что от этого может зависеть твое магическое будущее.

– Ты говоришь, как моя мама, – потянулся Горчаков. – Действительно ужасно скучно.

– Может, это у тебя суперспособность такая? – хохотнул я. – Быть занудой.

– Я не зануда, – сжала кулаки девушка.

– Ладно, как говорили в моем мире, у каждого свои недостатки. Кстати, в занудстве нет ничего такого.

– Я… Не… Зануда!

Мне показалось или в глазах собеседницы засверкать молнии. Да и сама она как-то выше стала, что ли?

– Лиза… – поднял я руку.

– Николай, – громовым голосом прогрохотала она, – я тебе не перебивала, поэтому будь добр, дай мне высказаться!

– Елизавета Павловна, – протянул Макар с ужасом, глядя как роскошные волосы предмета его сердца словно наэлектризованные поднимаются еще быстрее тела.

– Господин Протопопов, – ледяным тоном, от которого с непривычки можно было заболеть, ответила девушка. – Я понимаю, что ваше происхождение и воспитание не позволяют вам чувствовать себя приемлемо среди образованных людей, но все же попытайтесь хоть иногда совершать над собой определенное усилие.

– Лиза, ты поплыла, – откровенно признался Горчаков.

– Нет, не поплыла. Я крепко стою на ногах и отвечаю за каждое свое слово. Ой…

Дмитриева замахала руками, совсем как чайка, после чего рухнула с метровой высоты обратно на грешную землю. В частности на пол. И хорошенько приложилась коленом. Мы все бросились к ней на помощь, но лучше всего сейчас выдать бы девушке Валерьянку или Новопассит. Потому что в глазах Елизаветы Павловны застыла крайняя степень офигевания. Думаю, умей она материться, сейчас бы точно выдала что-нибудь трехэтажное.

– Что… это… было? – держась за наши руки, словно боясь опять взлететь, спросила она.

– Одно из двух, – предположил я. – Либо ты, Елизавета Павловна, внезапно стала легче воздуха. Хотя, вспоминая обеденный жор, я эту версию с негодованием отметаю. Либо ты только что колдовала.