Застенец - [37]

Максутовы вышли молча. Но судя по напряженным лицам, разговора было не избежать. Просто он состоится без лишних ушей.

А я остался наедине с Самариными. Если не учитывать Зейфарта и фельдфебеля.

– Николай, простите, не знаю, как вас по батюшке, – сказал родственник очкарика.

– Федорович, – ответил я.

– Александр Дмитриевич, сенатор гражданского кассационного департамента, действительный статский советник, к вашим услугам, – поклонился он. – Благодарю, что вы вступились за моего племянника. Позвольте проводить до экипажа. Вас, наверное, ожидают?

А ведь правда. Жандармы отвозили меня в лицей и обратно, не позволяя сделать шага в сторону. Интересно, они справились, почему их объекта до сих пор нет? Или тупо ждут возле пролетки?

– Конечно, – дал свое согласие я.

– Господа, мое почтение. Еще раз прошу прощение за этот досадный инцидент.

– Всего хорошего, Александр Дмитриевич, – кивнул Зейфарт.

Мы вышли в коридор, после чего Самарин закрыл за собой дверь.

– Мишка, беги вниз, – сказал он очкарику. – Нам с Николаем надо срочно поговорить. Ты уж извини, что пришлось все это устроить. Но другого способа связаться с тобой, не привлекая внимания, у меня не было.

Глава 11

Мне оставалось лишь удивляться методам Самарина. Интересно, если ему надо будет незаметно пробраться, к примеру, в магазин, он разнесет соседнюю улицу для отвлечения внимания?

Чем больше рассказывал мне Александр Дмитриевич, тем сильнее у меня вставали дыбом волосы. И на голове тоже.

Для осуществления своего плана Самарин, по анонимному доносу, стал пристально изучать состояние дел действительного статского советника Красина. Так пристально, что встречался с отцом Крысы чуть ли не каждый день. Зачем? Да все просто.

Это в вымышленным мирах единорогов и не пукающих принцесс отцы не отвечают за дела детей и наоборот. Самарин же точно знал, что его племянник и Красин-младший учатся в одном классе по причине одинакового ранга. А еще Александр Дмитриевич понимал, кто впишется за своего приятеля – Зубарев и Бабичев. Они, как выяснилось, дружили с самого детства.

Мишка Самарин нарочно все время попадался на глаза Крысе. Вот тот как-то и не сдержался. Наговорил много хорошего, на что очкарик тоже в долгу не остался. Обозвал отца Крысы вором. За такое и в моем мире эмаль зуба можно испортить. Тут уже вписались товарищи и понеслась. Остальное я знал.

Все это Самарин рассказывал, перебирая крохотные деревянные четки. Создавалось ощущение, будто жизненной энергии в нем было так много, что та постоянно требовала какого-то выплеска.

– Вы опасный человек, Александр Дмитриевич, – искренне поразился я, пока мы неторопливо спускались по лестнице. – Просто манипулятор восьмидесятого левела.

– Восьмидесятого чего? – не понял Самарин.

– Да не берите в голову. Но это комплимент. Как можно вообще все так предусмотреть?

– Не скажу, что все, – окинул меня собеседник своим неизменным хитрым взглядом. – Я надеялся, что ты не упустишь шанса вступиться за человека со знакомой фамилией. Только рассчитывал, что Зубарев и Бабичев намнут тебе бока.

– Офигенный план, – хмыкнул я. – Надежный, блин, как швейцарские часы.

– Но получилось все тоже неплохо. Иными словами, кто может предположить, что я устроил всю эту стычку в туалете, чтобы познакомиться с тобой?

– Да уж, слишком хитрая многоходовочка. Вам бы детективные романы писать. Итак, Александр Дмитриевич, для чего это все было сделано? Из-за письма Ирмера?

– Я все же просил бы, чтобы ты говорил Его Светлость, упоминая Даниила Марковича или хотя бы господин Ирмер.

– Пусть так, – легко согласился я. Не в моем положении выкобениваться. – Илларион говорил, что вы не общались в последние годы.

– Как только меня назначили в Сенат, Даниил Маркович свел наше общение к минимуму. А после и вовсе стал затворником. Боялся, что связь с ним может испортить мою карьеру.

– Что же Его Светлость такого делал? Младенцев, что ли, ел? – удивился я.

– Нет, все дело в его даре, – бусины на четках защелкали быстрее. – Его Светлость был одним из самых первых магов. Ему достался чистый дар, не пропущенный через сито человеческих вместилищ. И он несколько отличался от того, чем владеют нынешние маги.

Своим рассказом Самарин разволновал себя не меньше, чем меня. Его глаза лихорадочно блестели, губы дрожали, тело напряглось подобно вытянутой гитарной струне. Я даже испугался, как бы этого бодрого старика инфаркт не схватил. Последние слова он, кстати, сказал почти шепотом.

– Александр Дмитриевич, не томите, – тоже негромко проговорил я. Но казалось, что Самарин не слышит меня.

– Одно время утверждали, что Даниил Маркович единственный из магов, способный выйти за рамки рангов. И все из-за своего дара. Все дело в том, что он всегда очень быстро восстанавливался.

– Повышенная регенерация? – сиплым от волнения голосом спросил я.

– Нет, нет, – усмехнулся Самарин, возвращаясь в свое нормальное состояние.

К тому времени мы вышли во внутренний двор, устланный травой и немногочисленной палой листвой. В этом году лето уходило тяжело, медленно, потому осень угадывалась лишь в мелких деталях. Самарин подобрал один из листьев, чуть подернутых по краям умирающей желтизной, и положил себе на ладонь.