Застекленная деревня. Расследует Эллери Квин (рассказы) - [12]

Судья посмотрел вниз на обращенные к нему пустые лица.

— Сегодня мы празднуем еще одно 4 июля, — продолжал он. — Но реку, которая протекала через нашу деревню, мы теперь зовем Лощиной и бросаем туда мусор. Белые дома стали серыми и ветхими. От нас осталась только горстка. В начальной школе учатся девять детей, а еще трое в средней школе в Комфорте. Жалкие четыре фермы борются из последних сил, чтобы шериф не наложил на них руки. И сейчас старик говорит вам о свободе, а вы думаете: «Свобода чего? Становиться беднее? Терять нашу землю? Видеть наших детей нуждающимися? Умирать в темноте, как кроты?» На эти вопросы нелегко ответить, соседи, но я попытаюсь это сделать.

Слушатели зашевелились, а судья заговорил о великой борьбе между свободным миром и коммунизмом и о том, что происходило с американскими свободами во имя этой борьбы. Как некоторые люди, облеченные властью, воспользовались шансом атаковать и наказывать всех, кто придерживается противоположного мнения, и поэтому сегодня такому человеку, каким бы лояльным он ни был, отказано в равенстве перед законом. Как в некоторых случаях людей обвиняют в тяжких преступлениях из-за поступков, совершенных их родителями, братьями, сестрами или ими самими в отдаленном прошлом. Как ничем не подтвержденные обвинения доносчиков и предателей занимают место доказательств, а обвиняемым не позволяют их опровергнуть, а иногда даже не сообщают им, на основании чьих слов их обвиняют.

— Вы спросите меня, — продолжал судья Шинн, — какое отношение все это имеет к нам, и я отвечу вам, соседи: самое прямое! Никто не хочет быть бедным. Но кто станет колебаться, если ему предложат сделать выбор между свободой в бедности и богатством в рабстве? Разве не лучше потерять землю, чем право мыслить свободно? Фермеры, которые взялись за мушкеты и стреляли в красномундирников[17] из-за изгородей, защищали свою бедность или свободу мыслей и действий?

Атака на свободных людей всегда начинается с атаки на законы, которые защищают их свободу. Как же тиран атакует эти законы? Сначала предлагая временно отменить — в силу необходимости. Этой необходимостью размахивают у вас перед глазами, покуда ваши права отнимают одно за другим, и вскоре вы, как Самсон, теряете вашу силу и мужество, превращаясь в никчемных существ, способных лишь делать то, что им говорят. Так происходило в нацистской Германии и в Советской России. Вы собираетесь позволить, чтобы это произошло и здесь?

Судья Шинн вытер лицо и воскликнул:

— Нет свободы без правосудия, и нет правосудия, если оно не одинаково для всех! Для тех, кто придерживается одного с нами мнения, и для тех, кто с нами не согласен. Для богатых и для бедных. Для людей по фамилии Кэбот или Лодж и для людей с иностранными фамилиями. Для католиков, протестантов и евреев. Для белых и черных. Это не просто красивые слова, соседи, чтобы вешать их на стены ваших гостиных. Это единственная броня между вами и потерей ваших свобод. Позвольте лишить одного человека свободы, имущества или жизни без справедливого суда и приговора, и свобода, имущество и жизни всех нас окажутся в опасности. Скажите это вашим конгрессменам и сенаторам. Заставьте их выслушать вас… пока еще есть время!

* * *

Когда спели «Звездно-полосатое знамя»,[18] Питер Берри поспешил в свою лавку, дети побежали за ним покупать игрушечные пистолеты и жвачку, а взрослые рассеялись на группы, обсуждая погоду, урожай и цены, Джонни взял старика за руку и повел его в лес позади его дома.

— Прекрасная речь, судья, — сказал Джонни, — как и все речи.

Судья Шинн остановился и посмотрел на него:

— Что я такого сказал, Джонни, чему ты не веришь?

— О, я верю всему. — Джонни пожал плечами. — Но что я могу сделать? Хотите сигарету?

Судья раздраженно покачал головой.

— Когда немой говорит с глухим, результатом бывает гробовое молчание. Давай пройдемся.

Они долго бродили по лесу. Наконец судья остановился, сел на упавшее дерево и прихлопнул комара.

— Не знаю, что со мной сегодня, — сказал он.

— Совесть янки бунтует против демонстрации искренних эмоций, — улыбнулся Джонни.

— Я не это имел в виду. — Судья сделал паузу, словно подыскивая слова. — Весь день у меня странное чувство…

— Чувство?

— Так бывает, когда просыпаешься душным безветренным утром. Когда воздух весит тонну и тебе нечем дышать.

— Вы давно не были у врача? — беспечно осведомился Джонни.

— На прошлой неделе, — проворчал старик. — Он говорит, что я проживу до ста лет.

Джонни помолчал.

— Конечно, это связано с Шинн-Корнерс, — сказал он наконец. — Вы сами говорили, что теперь нечасто приезжаете сюда. Меня это не удивляет. Мрачноватое местечко.

— Ты веришь в предчувствия, Джонни? — внезапно спросил судья.

— Конечно.

Старик поднялся с бревна и достал носовой платок.

— Я обещал Матильде Скотт, что приведу тебя познакомить с Эрлом. Господи, какая жара!

На следующий день тетушка Фанни Эдамс была убита.

Глава 2

Он был прижат к шаткой стене; вглядываясь сквозь дыру в холод тьмы, вдыхая зловоние из переулка за стеной, твердил, что он просто парень из Оклахомы, который собирался целоваться со своей девушкой в старом автомобиле под ивой у освещенной луной реки… Но они гасили об него сигареты и требовали сказать, что он сбрасывал со своего самолета на их деревни. Дыра в стене становилась все больше и больше, пока не превратилась в целую комнату, а он дергался, как форель на крючке, пытаясь увернуться от жалящего огня…