Заслуженный гамаковод России - [6]

Но немного покричав, очень быстро все успокоились: они уже отвернулись от меня и приступили к поглощению пищи: желудки требовали очередных порций насекомых, надоедливо круживших и ползавших в пределах видимости и досягаемости: совершенно их не занимали рассказы о грядущих деликатесах и запланированных победах, которые мы в состоянии были бы приблизить и сделать реальными. Родное брюхо оказывалось ближе и перевешивало все неимоверные перспективы, открытые мною и представленные на всеобщее обозрение, и ясно было, что никакой помощи и поддержки здесь мне ждать просто не приходится.

Я вернулся на родную территорию. Что ж, если они не желают помогать, тогда вся слава достанется мне одному, и не надо будет делиться ею с наглыми прихлебателями, безусловно пожелающими ущипнуть себе кусочек. Тогда моя цель: суметь договориться с утками и убедить их в нужности и выгодности предприятия. Пускай же эти толстобрюхие и бородавчатые квакают себе потом и исходят желчью, наблюдая из своего гнилого мелкого болота за моим великим триумфом!

Но для уток также требовалось представить разумную и логичную версию: и сразу же после возвращения я стал размышлять над этим. Так какие же выгоды и преимущества мог я предложить сильным и самостоятельным птицам, едва ли пожелающим прислушаться к словам совершенно незнакомой им лягушки? Дружба? Но разве захотят они общаться с теми, кто иногда становится их пищей, и о каких же хороших отношениях тогда может идти речь? Альтруизм? Но разве ж можно найти его в среде, где каждый норовит прищучить другого и вылезти повыше, взгромоздившись на кочку повместительней и поудобней? Научный эксперимент? Здесь я задумался надолго: утки ведь могли разделить со мной славу – пускай и в качестве подсобного средства – но они так же как и я попали бы в историю. Следовало только продумать способ передвижения, чтобы обеспечить себе всевозможные удобства и войти в историю с гордо поднятой головой, а не влететь туда, кувыркаясь кверху тормашками.

И как раз в этом вопросе обнаруживается полное невежество и личная заинтересованность мнимых свидетелей и горе-претендентов, всеми неправдами пытающихся отнять у меня патент на бессмертие! Стал бы я цепляться ртом за веточку и болтаться как лист на ветру, рискуя в любой момент позорно шлёпнуться на виду у всех, что могло бы привести даже и к смертельному исходу? Эти наглые горлопаны явно не были знакомы со мной, иначе они бы твёрдо знали, что в качестве средства для передвижения я выбрал придуманный так кстати кожух, который мне пришлось ещё больше укрепить и приспособить для выбранной цели: я заделал все щели на спине и брюхе, и собрал ещё паутины для удержания конструкции передними и задними лапами, но самое главное заключалось в том, что из специально высушенных водорослей я сплёл прочные надёжные верёвки, которые прикрепил к кожуху таким образом, чтобы их можно было накинуть на палку, специально уже подобранную. Я располагался в кожухе головой вперёд, и путешествие должно было проходить комфортно и удобно: дело оставалось за утками, которые согласились бы взяться за приготовленный мной хомут.

Ну и намучился же я с глупыми и наглыми птицами – особенно вначале – далеко не всегда даже улавливавшими мою мысль, уже не так вольно скакавшую по лугам и кочкам: здесь уж я постарался сосредоточиться на главном и единственно существенном: на проведении эксперимента, грозящего открыть новую страницу в истории! Однако в ответ доносились угрозы, грубые ругательства, и несколько раз меня даже больно щипали, в очередной раз оставляя не у дел. Вот и приноси после этого пользу всем и каждому, вот и делай великие открытия, получая взамен оскорбления и подзатыльники! Такой баланс явно не устраивал меня, и получив очередную порцию брани в ходе общения с очередной стаей уток, я задумался об изменении легенды. Ну какое в самом деле этим корыстолюбивым и глупым птицам дело до моих великих открытий, им бы тоже как и моим родичам: перехватить бы что-нибудь съедобное, а дальше хоть трава не расти! Вряд ли средняя утка по уровню интеллекта намного превосходит среднюю лягушку, и по интересам и пристрастиям наверняка наблюдается такой же расклад, так что очень долго пришлось бы мне приставать ко всем пролетающим мимо стаям в надежде найти подходящих союзников. И хорошенько обдумав все обстоятельства, мне невольно пришлось пойти на обман и подлог, который оправдывался великой целью, от которой я не собирался отступаться!

Ведь разве возможно совершать великие открытия и делать прорывы, руководствуясь исключительно официально признанными догмами и традициями? Мы бы и сейчас ещё сидели в том болоте, в котором впервые появились на свет наши праматерь и праотец, и не расселились бы по всему свету, образовав могучее скопление разрозненных общин. Кто-то же первый выполз наконец на берег – возможно даже, издыхая – и проложил путь к ближайшему водоёму, и даже если мотивом поступка послужила нехватка воды и пищи, но уже это дало великий толчок. И что же мне мешает последовать такому примеру, и объявить уткам, что я знаю – из древних лягушачьих мифов и легенд – о существовании обширнейших болот, не замерзающих зимой и способных накормить и дать приют всем того желающим уткам, а заодно и лягушкам. И если они согласятся взять меня с собой – прихватив созданную конструкцию вместе со мною – то я так уж и быть открою им эту великую тайну!