«Засланные казачки». Самозванцы из будущего - [2]

На бекеше чудно смотрелся искусно пошитый, опять же, Пасюком башлык, концы которого сейчас были закинуты за широкую спину, но не засунуты под офицерский ремень – традиция, по которой всем должно быть видно, что казак гулеванит.

Вся остальная фурнитура его обмундирования была, в большинстве своем, сделана, опять-таки, самолично и с большой тщательностью. На плечах Пасюка были аккуратно пришиты погоны с четырьмя звездочками подъесаула реестрового казачьего войска, ибо дополнялись соответствующими эмблемами в виде скрещенных шашек белого цвета (казаки, входившие в Союз казаков России, старались использовать для этой цели маленькие золотистые императорские короны). На рукавах имелись самодельные «романовская» императорская нашивка принадлежности к монархическим взглядам и совершенно неуставной шеврон с черепом и перекрещенными костями, которые являли собой «Адамову (или «мертвую», как она часто именовалась в обиходе) голову».

Довершала картину маслом висящая на портупее бравая кавказская шашка, размером чуть ли не в половину роста невысокого, или, как говорят в таких случаях, коренастого, а чаще, мал клоп да вонюч, Пасюка. Что им двигало, когда он выбирал себе сие оружие, неизвестно. Видимо, все же прав был старина Фрейд, рассуждая о приоритетах размеров и мужских сублимаций, с ними связанных…

Тем не менее эта шашка производила на Родиона неизгладимое впечатление отчасти и потому, что у него, во-первых, вообще никакой не было – покупка была не из дешевых.

Одно утешало: сегодня, пусть и на время, у него была шашка – как дали ему на сохранение перед «культурной программой», так и не забрали. Родион даже ночью не снял ее: жалко, хозяин проспится, шашку назад потребует, а так – немного и ему поносить досталось, почувствовать приятную тяжесть, оттягивающую правое плечо.

Во-вторых, шашка Пасюка привносила в его образ некий колорит, добавлявший в глазах Родиона еще больше уважения и тайного трепета перед настоящим, с его точки зрения, казаком.

Правда, что такое этот настоящий казак, Родион для себя, по причине своего недавнего вступления в славные ряды иркутских казаков, пока еще не определил, но пример для подражания перед его глазами уже имелся, и какой!

А на груди у Пасюка!

Еще один недостижимый пока образчик идеала: сплошь, что называется, первая часть народной мудрости, которая про грудь в крестах! В четыре ряда «иконостас» казачьих медалей закрывал в некоторых местах даже пуговицы.

Чего тут только не имелось, проще было сказать, чего тут не было, но это не мог бы сделать даже сам Пасюк, ибо современная казачья геральдика сводилась к принципам: «А почему бы нам, браты-казаки, не сляпать медальку, а чему ее посвятить, потом придумаем!» и «На тебе, казак, носи за то, что ты – казак!», поэтому все попытки систематизации несчетного числа современных казачьих наград неизбежно заходили в тупик.

Однако надо было отдать должное, Пасюк не опустился, как некоторые, до банальной покупки старых, дореволюционных и времен Гражданской войны, наград с последующим навешиванием на могучую грудь!

Это уподобление обвешанным блестящей мишурой новогодним елкам вкупе с не меньшей экстравагантностью поведения и тягой отнюдь не к прекрасному, а к бутылке, свойственные современному российскому казачеству, давно получило у обывателей презрительное наименование «асфальтного или ряженого воинства», а равно «кошачье-собачье войско».

Сегодня же Пасюк очень сильно удивил Родиона: он надел всего лишь три награды.

«Понимаешь, не поймут меня местные! Стыдно перед ними: они-то, как мы, к казачеству по-другому относятся… Совсем по-другому, чтобы тут Тузиком выставочным, этаким кобелем-производителем, премированным гарцевать, позвякивая на каждом шагу! Да и вообще, тошно мне…»

Отчего и почему «тошно», Родион так и не понял, но решил все-таки выяснить, но потом, в более подходящее время.

Сейчас же, отбивая зубами чечетку, Родион проникся осознанием того, что форма современных казаков была слишком блестящей и красочной, предназначенной в основном для постановочных народных гуляний, чего не скажешь о месте и времени, в котором они с Пасюком сейчас щеголяли.

Так вот, исходя из всего перечисленного, вид бравого Пасюка неизбежно привел Родиона в уныние. Желтые петлицы шинели, судя по степени износа, нашли в его лице явно не первого владельца, благо приобретены им были по очень сходной цене и являлись плодом кустарных трудов очередного казачьего народного умельца, с заточенными под известно что руками, и также криво были пришиты, но уже самим Родионом.

Погоны приходились под стать петлицам: потертые, выцветшие, серебряные, с одинокой звездочкой подхорунжего (но с дырками еще под три – «на вырост») на желтом просвете, через который проступала кое-где нездоровая краснота – изначальная расцветка погона была самолично замазана «штрихом» и покрашена фломастером.

Эти погоны напоминали ему старые стоптанные синие сандалии, в которых словно выросла вся деревня у бабушки, куда его отвозили на лето к родне на каникулы, и доставшиеся, наконец, Родиону.

– Эй! – увесистый хлопок по спине вывел из минутной задумчивости. – Замерз, чего ли? Не боись, Родя, прорвемся! – Пасюк потряс Родиона за плечи. – Ни хрена не обморозимся, коли для сугреву имеется!