Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони - [62]
И все равно, после блестящей победы в процессе это было по-настоящему обидно, несмотря ни на какие логичные объяснения.
Последний звонок от Немцовой Олег Всеволодович получил месяца через два после освобождения юноши.
– Поздравляю, – сообщил металлический голос, мало похожий на прежний, скрипуче-жалобный.
– С чем? – удивился Багров.
– Витенька умер, – сказала мама. – Отмучился. Он уже на небесах.
– Соболезную, – сказал ошарашенный адвокат.
Он ожидал чего-то подобного. Наркоманы не живут долго. Но не ждал такой скоропостижной кончины.
– Да уж, вы соболезнуете! – зло сказала Немцова. – То пугали меня десятью годами. То не организовали Витеньке лечение, пока он был в тюрьме.
– Но я же его освободил… – машинально сказал Багров, уже понимая, что зря.
– В могилу вы его освободили, – сказала женщина, заплакала и повесила трубку.
А Багров как стоял с телефоном у уха, так и остался стоять.
– Что с тобой, Олежка? – спросила вернувшаяся откуда-то Шеметова.
– Витя Немцов умер, – глухо отозвался он.
– Печально, – вздохнула Ольга. – Все наши старания – коту под хвост.
– Наталья считает, что я виноват в его смерти.
– Что за чушь? – возмутилась Шеметова. – А «Титаник» тоже ты потопил?
– Понимаешь, – вздохнул Олег. – Логика-то в ее словах есть. Если бы парень остался на зоне, получил бы естественную ремиссию. И сейчас был бы живой.
– А адвоката она зачем приглашала? – разозлилась Шеметова. – Чтобы сына на зоне оставил? Лечиться от наркомании? Что-то ты расслабился головой, Олежек. Обидно чертовски, это факт. Но твоей вины здесь нет никакой.
– Есть моя вина, – упрямо гнул свое Багров. – Не по кодексам, конечно, но есть.
А про себя решил взять на себя постоянную обязанность помогать центру. Раньше это называлось «обет». В честь Вити Немцова. Только не вчерашнего, зомбированного и бесчеловечного. А того Вити, которого помнят лишь его исстрадавшиеся мама с папой: доброго, веселого, у которого вся жизнь впереди, на счастье родителям.
Для Олега Всеволодовича не составило труда узнать причину смерти Немцова-младшего. Хотя он сам ее и предположил.
Мамаша после судебного процесса ребенка некоторое время не трогала. И он так углубился в наркотики, что Наталье Ивановне пришлось силовым путем отправить сына на диализную чистку, чтобы, выходя из «запоя», не мучился отходняком. В итоге после курса лечения Витя вышел физиологически прозрачным. Но психологически-то не измененным! Не было для него счастья слаще дозы!
Дрожащими руками развел привычную концентрацию. Введенная в очищенный организм доза стала смертельной.
Мать враз постарела, физически ослабла, потеряла работу. Рядом с ней теперь оставался только Кинг, который любил Наталью Ивановну всем своим собачьим сердцем. Он же был единственным, кроме отца, кто оплакал Витину смерть.
В прямом смысле: в ночь, когда Виктор скончался, стокилограммовый огромный пес стонал и выл, словно от боли.
Теперь жизнь в Наталье Ивановне поддерживалась только одним чувством – ненавистью к пройдохе-адвокату. Не зря же говорят, от любви до ненависти – один шаг.
Жалобы приходили в контору, в полицию, в ОБЭП, в коллегию адвокатов. Поначалу их разбирали, выделяли проверяющих, вызывали Багрова. Потом, когда в жалобах стали появляться Х-лучи и гипноз, их стали просто аккуратно складировать, не давая дальнейшего хода.
В общем, Олега Всеволодовича никто, конечно, не наказал. Кроме собственного, очень даже тяжкого осуждения. Он теперь точно знал, чего именно недодал своей доверительнице.
Собственного верного понимания ситуации. Настоятельного требования начать медицинское лечение мальчишки. Психологической заботы о подзащитном даже после завершения процесса.
Впрочем, он так же точно понимал, что трать даже все свое время на Немцова, не смог бы его уберечь. А потому еще с большей энергией занимался юридическими делами Центра борьбы с наркоманией. Вот они бы, возможно, сумели спасти парня.
Хотя какие и тут могут быть гарантии? Единственный, кто гарантирован от наркомании, – тот, кто ни разу в жизни не употреблял наркотики.
Короче, тяжелое было время после столь выдающейся судебной победы.
Ольга поддерживала друга, как могла. Однако и она понимала, что внутренние душевные проблемы извне можно лишь облегчить. Но не решить.
У самой Шеметовой тоже было дел невпроворот.
Гонка на выносливость в мировом суде – между Воронцовым и Вейзером – продолжалась. Занятой финансист раз за разом прогуливал заседания, прося отложить разбирательство дела по существу. На месяц отложить, а то и на два. Ольга продолжала дело мультипликационной Бабы-яги, то есть всегда была против. Раз за разом потомку аристократического рода ставили неявку без уважительных причин. Но закрывать дело Инесса Алексеевна Гоголева явно опасалась, сознавая мощность ресурса, используемого истцом. Да и фотографии его разбитой Вейзером физиономии тоже, откровенно говоря, впечатляли. Сделать такое за считаные секунды смог бы не всякий выдающийся боксер.
Тем не менее, в активе адвоката имелось более десяти неявок процессуального противника при двух неявках своего подзащитного. Обе были прикрыты документами. И обе были произведены сознательно, когда имелась информация о предстоящем приходе в суд неуловимого Воронцова. Она же обещала ему
