Защита никогда не успокаивается - [9]

По просьбе Эджерли я разыскал еще одного свидетеля, который видел ее живой уже после предполагаемого убийства. Свидетель был уверен в своих показаниях — он танцевал с ней. Мы предъявили суду данные метеослужбы о погоде в день, когда исчезла Бетти, и документы подрядчика, занимающегося вывозом снега, — оранжевый снегоочиститель в ту ночь находился именно там, где указал Эджерли. Постаравшись осветить как можно больше неясных моментов, я закончил свое выступление.

Монарски объявил, что у него имеется свидетель для повторного допроса, и «дело о безголовом трупе» приобрело новый оттенок. Свидетелем оказался лейтенант Вильсон из полиции Лоуэлла, тот самый офицер, к которому Луис Дюбуа ходил вместе со священником, чтобы сообщить о встрече на улице с Бетти Эджерли.

— Вся эта история — вранье, — заявил Вильсон присяжным. — Дюбуа не приходил ко мне и не заявлял, что видел на улице Бетти. И никакого разговора со священником тоже не было.

Было трудно представить, что офицер полиции может солгать в таком вопросе, но еще труднее было поверить, что солгал Дюбуа.

Я повернулся к Леонарду Маллену, помощнику адвоката, много лет работавшему с Тобином.

— Нам нужно найти этого священника, — сказал я, — и побыстрее. Если присяжные поверят этому полицейскому, им придется предположить, что Дюбуа — наша выдумка. За одно это можно вынести обвинительный вердикт.

Я встал и приступил к перекрестному допросу Вильсона.

— Вы встречались с Дюбуа, лейтенант?

— Конечно, — ответил Вильсон, — я записывал его показания, в которых он говорит, что не видел Бетти Эджерли. Но это было после того, как обнаружили ее тело, много позже.

— Вы знаете того священника, который, по утверждению Дюбуа, присутствовал при вашей встрече?

Вильсон кивнул.

— Это мой хороший знакомый, но я никогда не встречал его вместе с Дюбуа.

Я напомнил Вильсону про утверждение Дюбуа, что те показания его заставили подписать, но это его не смутило. Было похоже, что показания Вильсона снова вывели обвинение вперед. После этого были еще повторные допросы, но ничего похожего на допрос Вильсона. Все мы, кроме Эджерли, были удручены и подавлены. Эджерли был в бешенстве.

— Где, черт побери, этот священник? — вне себя от ярости спрашивал он.

К вечеру священника разыскали в штате Нью-Йорк. Он отказался обсуждать дело по телефону, но обещал на следующее утро приехать в Ист-Кембридж. Нам оставалось только ждать. Мы не могли знать наверняка, чьи слова он опровергнет: лейтенанта Вильсона или Луиса Дюбуа. Но мы точно знали, что, если он погубит репутацию Дюбуа, он наверняка погубит и Джорджа Эджерли.

На следующее утро мы полчаса дожидались в суде, но о действиях священника ничего не было известно. Потом судейский чиновник пригласил нас к судье Дьюингу. Джон Дроуни и Фрэнк Монарски сели с одной стороны, Тобин, МакКарти, Маллен и я — с другой.

— Джентльмены, — сказал судья, — я беседовал с этим священником по его личной просьбе, а также потому, что, насколько я понял, таково желание обеих сторон. Правильно?

Мы кивнули.

— Он подтвердил, что знает и лейтенанта Вильсона, и Дюбуа. Я рассказал ему о противоречивых показаниях, и он заявил, что Вильсон говорит неправду, а слова Дюбуа полностью соответствуют истине.

Услышав такое, защита была не в состоянии сохранять спокойствие, но судья Дьюинг жестом остановил нас.

— Минутку, — сказал он. — Все не так просто. Дело в том, что вчера вечером лейтенант Вильсон позвонил священнику и попросил его не являться в суд, поскольку показания святого отца погубят его. Тот считает, что эту информацию он получил в порядке исповеди и не хочет давать об этом показания под присягой. Собственно говоря, он вообще не хочет давать никаких показаний, и, поскольку он явился добровольно, а не был вызван повесткой, его нельзя принудить к даче показаний. Какие будут предложения?

Я знал, что мне надо. Я хотел привести этого священника к присяге. Я жаждал крови Вильсона. Заведомо ложные показания по делу, где речь идет о смертной казни, наказываются пожизненным заключением, и этот лживый пес его заслужил. С другой стороны, я понимал, что священник имеет право не разглашать тайну исповеди.

Тобин, однако, был опытнее меня и лучше знал присяжных. Он пошел на компромисс — согласился на стипуляцию, то есть заявление, с которым согласна противная сторона и которое можно использовать вместо показаний под присягой. Обычно вопрос об истинности того, что в нем содержится, не ставится, речь идет лишь о том, что, если свидетеля вызовут, его показания будут такими-то и такими-то. После этого стороны могут оспаривать истинность этого заявления.

— Это кажется мне разумным решением, — заметил судья Дьюинг.

Тобин был уверен, что простого сообщения о том, что священник помнит встречу в полицейском участке и подтверждает показания Дюбуа по всем существенным моментам, будет достаточно. Я понимал, что Тобин, вероятно, прав, но не хотел полностью уступать.

— Джон, — прошептал я, — готов спорить, они хотят этой стипуляции больше, чем мы. Плохо только, что ею закончится допрос свидетелей. Если мы выступим с речью сегодня, у Монарски будет целая ночь для того, чтобы искать в ней зацепки, и завтра утром он нам устроит! Давайте согласимся на стипуляцию, если они согласятся отложить дело до завтра.