Засада - [10]

— Да?

— Я плохо знаком с такого рода оружием. Какова у нее дальность действия?

— Я тоже не специалист, — ответил я. — Но полагаю, она может улететь за пятьсот миль. Наш “Поларис” имеет дальность тысячу миль, и он столь мал, что его можно установить на борту подводной лодки.

— Тогда, похоже, мы ликвидировали Эль Фуэрте вовремя, — прошипел Химинес, не отрывая хмурого взгляда от ракеты. — С такой игрушкой, если она настолько опасна, он вполне мог бы шантажом заставить правительство передать ему власть в стране. Наша столица расположена меньше чем в трехстах ваших миль отсюда. Он мог бы пригрозить уничтожить город в случае отказа удовлетворить его требования. — Помолчав, полковник добавил: — Мне надо переговорить со своими информаторами в деревне. Они, должно быть, что-то знают о ней.

— Я вот что думаю, полковник, — начал я осторожно. — Мое правительство с удовольствием приняло бы к сведению известие, что с этой штучкой что-то стряслось.

Он опустил бинокль и воззрился на меня.

— Я знаю, что именно об этом вы и думаете, сеньор Хелм. Но я-то принимаю во внимание лишь то, что мое правительство ждет от меня. Теперь, когда Эль Фуэрте мертв и у революции больше нет вождя, я не убежден, что наш президент захочет ее уничтожить. Такое оружие, находясь в надежных руках, может оказаться очень полезным. — Он повел плечами. — Но мы ведем разговор о невозможных вещах. Группа охраны ракеты сейчас находится в повышенной боевой готовности. Нам не удастся застигнуть их врасплох, да к тому же мы не располагаем достаточными силами для нападения. Так что мой долг — доложить о ней правительству. Вот и все, что я могу сделать. Пошли!

Спорить было бессмысленно: условия для этого здесь были неподходящими, да и после того, как мы бы оказались в более безопасном месте, вряд ли я чего-нибудь смог бы добиться: ведь я находился в самом сердце дружественной страны, окруженный со всех сторон хорошо вооруженными частями правительственной армии. К тому же затерявшиеся в джунглях ракеты не представляют для меня особого интереса. Я сделал свою работу, и, подобно Химинесу, мне следовало доложить о выполнении задания. А в Вашингтоне и так обо всем узнают.

Мы присоединились к группе поддержки и добрались до нашего укрытия еще засветло, хотя сумерки уже начали сгущаться. Двое мужчин-бойцов специального контингента, проникшего в деревню, и женщина — та, что постарше (молодая, получив ранение, осталась с нами), дожидались нас в лесу, который был настолько густым, что, похоже, и змея не могла бы преодолеть эту зеленую стену переплетенных стволов, веток и корней. Но все же в чаще был проход, который привел нас к полянке, похожей на просторную комнату, — своего рода лесную пещеру.

Химинес занялся разводом часовых, а я подошел к женщине, которая сидела на корточках около лежащей на траве незнакомой девушки. Я знал, что это была девушка, потому что именно ради ее спасения мы и предприняли всю эту безумную операцию. Если бы я не знал этого, я, возможно, был бы иного мнения относительно пола этого существа. Есть некий предел пыток и голода, за которым вопрос о половой принадлежности теряет всякий смысл. Женщина подняла на меня глаза.

— Она немного поела, — сказала женщина по-английски. — А теперь спит. Не надо ее будить без особой надобности.

Я не стал спрашивать, откуда она так хорошо знает английский.

— Она сможет идти? — спросил я.

— Не знаю. Сюда мы ее несли на руках. Она бы изрезала ступни в кровь: мы не нашли обуви в том закутке, где ее держали. Она лежала там в грязи, вот в этих лохмотьях. Она пришла в сознание лишь ненадолго и передала написанное на деревяшке послание для вас. Но и в тот момент она не смогла и рта раскрыть. Ее очень сильно мучили, так что она не в силах говорить. — Лицо женщины потемнело от гнева. — Эль Фуэрте и его люди — сущие звери, сеньор!

— Его люди, возможно, все еще остаются зверьми, — ответил я. — Но Эль Фуэрте уже обратился в ничто. С двумя двенадцатиграммовыми дробинами в груди.

До сего момента эта мысль почему-то не особенно грела мне душу. То есть я хочу сказать, что у меня не было никакой личной причины не любить генерала Хорхе Сантоса, которого я пристрелил. Но сейчас, присев рядом с бесчувственным телом, я обрадовался, что не промахнулся.

Зрелище было не из приятных. Хотя раньше нам не доводилось встречаться, я знал, что наш специальный агент под кодовым именем Шейла довольно привлекательная женщина двадцати шести лет. Она ходила в хорошие школы. И до поступления в нашу организацию успела выйти замуж и развестись, но причины развода в ее личном деле не упоминались. Судя по ее досье, росту в ней было пять футов два дюйма, вес — сто пятнадцать фунтов, у нее были серые глаза и каштановые волосы до плеч — выбеленные и выкрашенные в золотистый цвет для задания: блондинки в этих краях встречаются редко, и их сразу примечают, а она хотела привлечь внимание генерала Сантоса и возбудить его мужское любопытство — что, по слухам, не представляло для нее труда.

По последним полученным от нее сведениям, она направилась в джунгли на джипе, которым управлял местный шофер, симпатизировавший революционерам. Она везла с собой кучу фотоаппаратов и магнитофон, изображая молодую журналистку из левого журнальчика, которая готовила статью о героях повстанческого движения. На ней были надеты яркая блузка с вызывающим вырезом и обтягивающие джинсы.