Заря Айваза. Путь к осознанности - [57]

Во время такого процесса от одних лишь мыслей о сияющем солнце я уже закрывал глаза, поскольку сам образ был настолько силен, что мог легко ослепить меня. Когда произнесли слово «ребенок», то я смог отчетливо почувствовать тепло, исходящее от шеи и гладких щек ребенка, словно погладил их тыльной стороной руки. Насколько я могу судить, то по моим скромным подсчетам только двое или трое из членов ордена были мне ровней. Надо мной стоял только Халинг, в чем не было никаких сомнений. Он никогда не говорил о своих ритуальных переживаниях, что отличало его от большинства братьев и сестер. Ему не нужно было ничего говорить, и так было все ясно, что происходило вокруг. Он выглядел так, словно был вылеплен из цельного куска материала, и говорил изнутри — в нем было что-то, что делало его таким, но, в то же время, я никак не мог понять, что именно это было. Спустя много лет я осознал, что Халинг был единственным в братстве Одина, кто понимал, кто он такой, в отличие от других. Они стократ пересказывали прочитанное и рассказывали о событиях, которые им пришлось пережить, выдвигали предположения, которые больше всего изумляли других, и ко всему прочему подспудно пытались протащить в сознание единомышленников идею о своей важности, концентрируя их внимание именно на этом образе самих себя. Мое разочарование в них было сравнимо с осознанием ничтожности того чрезмерно раздутого самомнения, которое я ощущал в себе до встречи с ними. Помимо этого были и другие неприятные переживания.

Но все же я так привык к некоторым людям, что после разлуки с ними страдал. Джим собирался провести некоторое время в Аликанте, что в Испании, и оттуда продолжить свое путешествие в Штаты. Когда он сообщил мне о своих планах, я похлопал его по спине, посмеялся и произнес: «Кто знает, сколько разбитых сердец ты оставишь позади перед тем, как доберешься до Сан-Франциско». Спустя несколько дней меня тошнило от того уныния, что навалилось на меня. Перед инициацией я дал обет сохранять в тайне ритуал и знания, которые я получил. Но Джима это особо не волновало.

— Давай, ты же у нас смышленый, не клюй на эти дерьмовые мистификации. Расскажи мне, как прошло цирковое представление?

Я поведал ему о своих впечатлениях.

— Я не понимаю, Джим… что происходит? Первая инициация оказалась чрезвычайно захватывающей. — Я содрогался с головы до пят от той истинной энергии, что ощущал. Это было одно из моих самых глубоких переживаний.

— Что произошло? Поначалу это был один настоящий ритуал, который никого не мог оставить безучастным. Затем начались игры эго — небольшая группа людей пыталась продемонстрировать свою избранность. Они напридумывали ритуалов, историй о Великих Учителях из Гималаев или о графе Сен-Жермене… Они утверждали, что были связаны с этими людьми, и все в таком же роде. Для них было бы куда благоразумнее придерживаться истинного ритуала. Я слышал прежде от многих людей, что для них посвящение было таким же ценным переживанием, как и для тебя. Поэтому-то я и бегу от оккультных организаций, как от огня. Похожие переживания я испытывал в домашних условиях не единожды, так что мне их хватит на всю оставшуюся жизнь.

— Джим, черкани пару строк… когда будет время.

Он печально улыбнулся.

— Было бы замечательно, если бы я принадлежал к такому роду людей, но я — не такой. Понимаешь, у меня есть записная книжка, доверху забитая адресами хороших людей, с которыми я провел какое-то время, находясь в каком-то месте на земле. Я был уверен, что буду годами поддерживать с ними связь, но в итоге — не написал ни слова ни одному из них. Я бы соврал, если бы пообещал, что напишу, но я уверен только в одном — я тебя никогда не забуду! Даже и не сомневайся, — внезапно он потянул меня к себе и крепко обнял. Я не мог проронить и слова. В такие моменты я столбенел, так что слова, которые я тогда хотел бы сказать, пришли ко мне намного позднее, когда я уже размышлял о нашем прощании. Он сказал: — Вообще-то, мы всегда будем вместе. Мы идем по одному и тому же Пути, мы оба — искатели Истины, так что мы ближе друг к другу, чем те, с которыми нам приходится работать, есть и делить одну постель. За нами приглядывает сама судьба. Бог — великий мудрец в этой вселенной, и он, несомненно, знает, что творит… а мы с тобой… находимся в его команде. Ну же, улыбнись, у тебя такой вид, что я сейчас расплачусь. Мир стал меньше, и я уверен, что мы встретимся снова в этих же самых телах.

На тот момент, несмотря на мою печаль, вызванную его отъездом, я был уверен в том, что он был прав. Но я ошибался. Больше я его никогда не видел.

23

— Наши внутренние переживания относятся к духовному миру, материальный же мир представляет иной аспект. Нужно достичь гармонии между ними обоими, так чтобы духовная жизнь не сказывалась негативно на повседневной жизни.

Джин Деска сидел в кресле и рассказывал об этом в обыденной манере и, держа в одной руке чашку, а в другой — блюдце, неспешно прихлебывал из него. Позднее, у себя в комнате, растянувшись на кровати, я начал анализировать его слова — они звучали банально, я встречал их в книгах много раз, так что они не вызывали у меня отторжения, поскольку уже были переварены мной. Но теперь, в его доме, когда огонь из камина придавал его лицу таинственные черты, эти слова обретали глубокую истинность.