Зарубежная литература XIX века - [131]

«Я очень рекомендую вам <…> обзавестись родственниками <…> и сделать это еще до окончания сезона», — советует Джеку невозмутимая леди Брэкнелл; иначе брак с Гвендолен невозможен. Дамы удаляются. Впрочем, спустя некоторое время Гвендолен вернется и предусмотрительно запишет адрес поместья м-ра Уординга в провинции (сведения, неоценимые для незаметно подслушивающего их разговор Алджернона, горящего желанием во что бы то ни стало познакомиться с очаровательной воспитанницей Джека Сесили — намерение, никоим образом не поощряемое Уордингом, радеющим о нравственном совершенствовании своей подопечной). Как бы то ни было, оба друга-притворщика приходят к выводу, что и «беспутный младший брат Эрнест», и «вечно больной мистер Бенбери» постепенно становятся для них нежелательной обузой; в предвидении светлых грядущих перспектив оба дают слово избавиться от воображаемой «родни».

Причуды, однако, вовсе не являются прерогативой сильного пола, К примеру, в поместье Уординга над учебниками географии, политической экономии и немецкого скучает мечтательная Сесили, слово в слово повторяющая сказанное Гвендолен: «Моей девической мечтой всегда было выйти замуж за человека, которого зовут Эрнест». Больше того: она мысленно обручилась с ним и хранит шкатулку, полную его любовных писем. И неудивительно: ее опекун, этот скучный педант, так часто с возмущением вспоминает о своем «беспутном» братце, что тот рисуется ей воплощением всех достоинств.

К изумлению девушки, предмет ее грез появляется во плоти: разумеется, это Алджернон, трезво рассчитавший, что его друг еще на несколько дней задержится в Лондоне. От Сесили он узнает, что «суровый старший брат» решил отправить его на исправление в Австралию. Между молодыми людьми происходит не столько любовное знакомство, сколько своего рода словесное оформление того, о чем грезилось и мечталось. Но не успевает Сесили, поделившись радостной новостью с гувернанткой мисс Призм и соседом Джека каноником Чезюблом, усадить гостя за обильную деревенскую трапезу, как появляется хозяин поместья. Он в глубоком трауре, и вид его печален. С подобающей торжественностью Джек объявляет своим чадам и домочадцам о безвременной кончине своего непутевого братца. А «братец» — выглядывает из окна…

Но если это недоразумение еще удается худо-бедно утрясти с помощью экзальтированной старой девы-гувернантки и доброго каноника (к нему-то и апеллируют оба друга-соперника, заявляя, один за другим, о страстном желании креститься и быть нареченными одним и тем же именем: Эрнест), то с появлением в поместье Гвендолен, заявляющей ни о чем не подозревающей Сесили, что она помолвлена с мистером Эрнестом Уордингом, воцаряется тотальная неразбериха. В подтверждение собственной правоты она ссылается на объявление в лондонских газетах, другая — на свой дневник. И только поочередное появление Джека Уординга (разоблачаемого невинной воспитанницей, называющей его дядей Джеком) и Алджернона Монкрифа, какового беспощадно изобличает собственная кузина, вносит в смятенные умы нотку обескураженного спокойствия. Еще недавно готовые разорвать друг друга представительницы слабого пола являют друзьям пример истинно феминистской солидарности: их обеих, как всегда, разочаровали мужчины.

Впрочем, обида этих нежных созданий непродолжительна. Узнав, что Джек, несмотря ни на что, намерен пройти обряд крещения, Гвендолен великодушно замечает: «Как глупы все разговоры о равенстве полов. Когда дело доходит до самопожертвования, мужчины неизмеримо выше нас».

Из города неожиданно появляется леди Брэкнелл, которой Алджернон тут же выкладывает радостную весть: он намерен сочетаться браком с Сесили Кардью.

Реакция почтенной дамы неожиданна: ей определенно импонируют миловидный профиль девушки («Два наиболее уязвимых пункта нашего времени — это отсутствие принципов и отсутствие профиля») и ее приданое, что до происхождения… Но тут кто-то упоминает имя мисс Призм, и леди Брэкнелл настораживается. Она непременно желает увидеть эксцентричную гувернантку и узнает в ней… исчезнувшую двадцать восемь лет назад непутевую служанку своей покойной сестры, повинную в том, что она потеряла ребенка (вместо него в пустой коляске обнаружили рукопись трехтомного романа, «до тошноты сентиментального»). Та смиренно признается, что по рассеянности положила доверенного ей ребенка в саквояж, а саквояж сдала в камеру хранения на вокзале.

Встрепенуться при слова «саквояж» наступает очередь Джека. Спустя несколько минут он с торжеством демонстрирует присутствующим бытовой атрибут, в котором был найден; и тут выясняется, что он — не кто иной, как старший сын профессионального военного, племянник леди Брэкнелл и, соответственно, старший брат Алджернона Монкрифа. Больше того, как свидетельствуют регистрационные книги, при рождении он был наречен в честь отца Джоном Эрнестом. Так, словно повинуясь золотому правилу реалистической драмы, в финале пьесы выстреливают все ружья, представшие на обозрение зрителям в ее начале. Впрочем, об этих канонах едва ли думал создатель этой блестящей комедии, стремившийся превратить ее в подлинный праздник для современников и потомков.