Зарубежная фантастика из журнала «Юный техник» 1956-1969 - [8]

Я не посмел рассказать никому об этом случае. После полудня я снова поехал на уровень нулевого этажа уже нарочно. Подозрение мое оправдалось. Я застал там человек пять-шесть; стоя в конце коридора, они смотрели в глубь воронки, словно зачарованные матовым блеском стальной плиты. Услыхав мои шаги (я старался ступать погромче), группа дрогнула, и все стоявшие медленно разошлись в разные стороны. Это показалось мне очень странным. Я поехал к Тер Хаару и рассказал ему всю историю. Он надолго задумался и сначала ничего не хотел говорить, но когда я стал настаивать, он произнес:

— Трудно это определить: для такого явления у нас нет слов. В древности такую группу людей назвали бы «толпой».

— Толпой? — повторил я. — Это вроде так называемой «армии»?

— О нет, совсем напротив. Армия — это что-то организованное, а толпа — это скорей крупная неорганизованная группа.

— Прости, но там было всего несколько…

— Это неважно. В древности, доктор, люди не были такими разумными существами, как сейчас; под действием внезапного стимула они переставали руководиться разумом. В необычных, угрожающих для жизни обстоятельствах, например при стихийном бедствии, охваченная паникой толпа была способна даже на преступление.

— А что такое преступление? — спросил я.

Тогда Тер Хаар потер себе лоб, принужденно улыбнулся и ответил:

— Ах, все это, в сущности, только мои гипотезы. Быть может, и ошибочные. У нас слишком мало фактов, чтобы строить теорию. Впрочем, как ты знаешь, я «утонул в истории» и могу мыслить только ее категориями.

На том разговор наш и кончился. Вернувшись от Тер Хаара, я хотел обдумать услышанное и даже, соединившись с трионотекой, хотел прочесть какой-нибудь исторический труд о толпе; но я не сумел объяснить автоматам, что мне нужно, и мой замысел остался неосуществленным.

Прошел день, потом другой; ничего не случилось. Мы начали думать, что кризис, вызванный ускорением, миновал; но последующие, события показали, насколько мы ошибались.

В середине следующего дня ко мне явился Нильс; он вихрем ворвался в комнату, крича еще с порога:

— Доктор! Неслыханное дело! Иди, иди за мной! В саду кто-то выключил видео, — ужасное зрелище! Там уже много народу, идем!

Я пошел за ним, вернее побежал, заразившись его волнением.

Мы спустились лифтом вниз. Я раздвинул завесу плюща и обомлел. Прямо передо мной сад выглядел, как всегда: за цветущими клумбами взносила свою черную вершину канадская ель, дальше виднелись каменные глыбы над ручьем и глинистый холм с беседкой, — но это было все. Вокруг этих десяти-пятнадцати метров камней, растительности и земли стояла голая металлическая стена, не закрытая больше миражем бесконечных далей. Трудно описать это потрясающее впечатление: неподвижные, словно неживые, деревья в мутном, сером свете аварийных ламп, замкнутая железная стена, плоский потолок. Ни следа лазури; воздух застыл, словно мертвый, и ни малейший ветерок не шевелил ветвями.

Посредине собралось человек пятнадцать, заглядевшихся, как и я, на эти красноречивые руины миража. Разрывая завесы плюща, вбежал разгневанный Ирьола, за ним несколько видеопластиков; они побежали наверх. Тотчас же стало совершенно темно: они выключили аварийное освещение, чтобы снова привести аппаратуру в действие, и тогда случилось худшее. Во мраке раздался крик:

— Долой этот обман! Пусть будет как есть! Будем смотреть на железные стены, хватит с нас этой вечной лжи!

Наступил момент мертвого молчания, и вдруг над головами засияло солнце, заблистала синева с белыми облаками, повеял душистый прохладный ветерок, а клочок земли, на котором мы стояли, разбежался во все стороны и зазеленел до самых отдаленных горизонтов. Люди пытливо переглядывались, словно ища того, кто кричал в темноте, но никто не решился выдать себя хотя бы звуком. Один за другим мы молча разошлись.

Прошло еще пять дней напряженного, тайного выжидания, но ничего не происходило. Двигатели увеличивали скорость корабля, все шло нормально, в филармонии состоялся концерт, и я начал говорить себе, что врачи, как и астрогаторы, подпадают вместе с прочими под вредное влияние полета, раздувают мелочи и гоняются за мнимыми опасностями.

На шестой день после происшествия с садом у нас в больнице был тяжелый случай с ребенком, который родился задохнувшимся; жизнь его висела на волоске, и я два часа не отходил от него, следя за пульсатором, подававшим кислород для дыхания. Это занятие поглотило меня настолько, что я совершенно забыл обо всем остальном. Только уже моя руки в углу палаты, я увидел в зеркале собственное лицо с блестящими, точно в лихорадке, глазами и тотчас же ощутил непонятную тревогу. Я попросил Анну остаться с матерью и ребенком и, сбросив халат, выбежал из палаты. Лифт спустил меня на нулевой этаж. Увидев пустой освещенный лампами коридор, я глубоко перевел дыхание.

«Глупец, — говорил я себе, — глупец, каких призраков ты испугался?» И все-таки шел дальше. Перед самым поворотом мне послышались голоса; их звук ударил меня как хлыстом. Несколькими прыжками я выбежал в расширяющееся здесь полукруглое пространство.

У начала воронки стояла плотная толпа. Люди, сжатые вместе, напирали на кого-то, преграждавшего им путь. Было совсем тихо; слышалось только тяжелое, как при борьбе, дыхание. В одном из ближайших я узнал Диоклеса.