Зарисовки - [5]

– Ты мне просто скажи, что все не так. Что я навыдумывал. Что я идиот. Мы постебемся над моим самомнением, и все.

Я оттарабаниваю пальцами по рулю предрасстрельную дробь.

– Илья, мне показалось, – тонет в словесном болоте безысходности Михаил, – что ты… Ты мной увлекся? – Михаил резко выдыхает, и салон ощутимо топит тягучее молчание.

– Не показалось, – наконец пропихиваю я слова через схваченное спазмом горло.

– Илья…

– Миш. Это моя проблема. Да и вообще… пройдет.

– Давно?

Я поворачиваюсь к Михаилу, позволяя себе, наверное, впервые посмотреть в глаза, не пряча и не утрамбовывая под обложку дружбы свои эмоции.

– Тему мы закроем. Обсасывать не будем. Ок?

Упрямо сжатая линия рта и короткий кивок. Это не согласие. Это уступка. Но мне и это сейчас подходит.

После этого неловкого разговора я становлюсь не просто влюбленным идиотом. Я становлюсь беззащитным влюбленным идиотом. Михаил, добивая мою выдержку и нервы проснувшейся сверхопекой, переходит на этакий режим повышенной корректности, где все сказанное предварительно взвешивается, и оттуда вычитается то, что может поранить мое глупое сердце. А оно, натыкаясь на закрытые темы, на отшлифованные фразы, на виновато-сочувствующий взгляд, ноет и дергает, как больной зуб. Но труднее всего жить с резко возросшим дефицитом физического контакта. Мне до одури хочется хотя бы простого прикосновения.

– Миш, нам спонсоры подкинули две путевки на турбазу – горы, лыжи, все дела. Мне впихнули вместо премии. Съездить отдохнуть не хочешь? – я пододвигаю к нему два глянцевых прямоугольника, которые яркими картинками безмятежного счастья раздражают меня весь день.

– Хочу. Ты катаешься на лыжах?

– Я?

Я честно собирался отдать эти путевки Мишке и его другу, но его вопрос резко перелицовывает все мои планы. На выходные вдвоем… Вместе. Выдыхаю, мысленно ищу на дне души совесть и не нахожу даже крох. Видимо, вот эта невольная Мишкина опека и изоляция меня во имя меня же склевала ее остатки.

– Катаюсь, – осторожно киваю, еще не до конца уверенный в том, что понимаю все правильно. – Ты со мной поедешь?

– Поеду.

– Потом созвонимся, обговорим детали.

На эту фразу меня еще хватает. Хватает даже на то, чтобы дойти с каменной мордой до мужского туалета. Там, вцепившись пальцами в белый фаянс раковины, я давлюсь криком и пытаюсь унять бешеный тремор.

«Тихо ты… дурак, – уговариваю себя. – Это всего лишь поездка. Обычная. Два друга, все дела… – я смотрю в сумасшедшие глаза, отражающиеся в зеркале, и продолжаю: – Ты помнишь, как выглядит его друг? Супермен и Джеймс Бонд регулярно кончают, глядя на его фотки Вконтакте. Помнишь, да? И помнишь, что Мишка его любит? Так что расслабься, парниша, и вдыхай кислород. Горный воздух, он полезный».

Я растерянно рассматриваю оживленный поселок, снующий туда-сюда народ и вношу коррективы в свое представление о горнолыжных базах. Это все похоже на open-air party, а я ожидал суровые красоты, тишину и… не важно. Не совпало.

– Давай шевелись. Нам в тот корпус с голубой крышей. Символично, да? Я в интернете все нарыл, не смотри так подозрительно. И еще, Илья, – голос Миши становится тише и серьезнее, – надеюсь, у тебя никаких таких мыслей? Я сначала согласился, а потом додумался только…

– Миш, – накопленные эмоции вдруг желчью разливаются на языке, – хватит уже!

Буквально силой я заставляю себя заткнуться и продолжить путь. А в голове ураганом закручивается насильно обрубленная истерика. Мысленно выговаривая чудовищные в своей несправедливости вещи, я словно шаг за шагом отступаю от него, отсекаю себя от своих же чувств.

«Хватит! Хватит! – рефреном к ним пульсирует злость. – Хватит!»

Пропитанный этой злостью, я чуть ли не прыгаю, как каучуковый мячик, ношусь с нездоровым энтузиазмом по всей базе, волоча за собой прифигевшего Мишку. Злость заставляет меня обнаглеть, переродиться. Я, как порвавшийся шланг, фонтанирую накопившимися эмоциями, щедро выплескивая их на всех, кто попадает в радиус моего зрения. Теряю чувство реальности и страха и почти откровенно флиртую с теми, кто хоть чуть-чуть вызывает мерцающий отблеск интереса.

– Я не приду ночевать, – не отрывая глаз от тарелки за ужином, разрываю я наконец гнетущую тишину, повисшую над нашим столиком.

– Я догадался.

Собирая раскиданные вокруг кровати в чужом номере вещи, я стараюсь загнать в нутро вонзившееся в меня разочарование. Глубокое, стыдное, осевшее полынным привкусом чужой спермы во рту.

«Ладно… Ладно… – уговариваю я воющую как кликуша душу. – Некому хранить верность-то…»

Что же так паршиво?

Мишка не спит. Я тенью проскальзываю в душ, а вот выйти из душа трудно. Стыдно. Вроде взрослые люди. Вроде я ему ничего не должен… Вроде?

– Как погулял? – встречает меня безразличный вопрос. Мишка не отрывает взгляд от планшета, перелистывает страницы, кажется, даже не успевая заметить, что там.

– Погулял, – согласно киваю я.

Мишка стрелой вылетает из кровати и, резко развернув меня, обжигает скулу пощечиной. Я неверяще прикасаюсь холодными пальцами к вспыхнувшей щеке.

– Миш?.. – мой голос садится от изумления.

Он отодвигается от меня, скрестив руки на груди и вцепившись трясущимися пальцами в предплечья.