Зарево над Волгой - [116]

— Мне он тоже нравится, — заметил генерал Федоренко. — Умен, расчетлив, храбр, правда, порой горяч. Хотя чего стоит командир, если он тих, не горит в деле, а тлеет. Нет, — вдохновенно продолжал Федоренко, — мне по душе пылкие, страстные командиры, и в жизни у них все ладится, и в бою они на виду.

— Вот такие люди, как генерал Танасчишин, и должны командовать танковыми корпусами, — жестко произнес Сталин. — А находить их, учить боевому искусству, умению побеждать в сражениях — ваша задача, Яков Николаевич. — Подумав, он добавил: — Все мы ныне в долгу перед Родиной, а долг на части не делится, его надо нести самому…

Ушел от верховного генерал Федоренко в приподнятом настроении. «Уеду на фронт на рассвете, чтобы утром быть в штабе Юго-Западного фронта у Ватутина», — решил он.

А с генералом Танасчишиным приключилась неприятная история, и принимать решение пришлось лично Сталину. И произошло это через месяц после разговора верховного с генералом Федоренко. В январе 1943 года, поведал в своих воспоминаниях генерал Ф.Е. Боков, в то время заместитель начальника Генштаба, он прибыл на очередной доклад в Ставку. (Начальник Генштаба Василевский находился в эти дни на фронте. — А.З.) Он вручил Сталину шифровку, сказав, что это представление командующего Южным фронтом генерала Еремнко и члена Военного совета генерала Хрущева о снятии с должности командира 4-го механизированного корпуса генерала Танасчишина.

— А что случилось? — спросил верховный.

— Его обвиняют в превышении власти, — пояснил Боков. — Мне уже трижды звонил, просил доложить вам генерал Еременко и дважды генерал Хрущев.

— Это какой Танасчишин? — осведомился Сталин, прочитав документ. — В прошлом кавалерист?

— Да. Зовут его Трофим Иванович.

— Я его хорошо знаю, — сказал Сталин. — Боевой рубака!.. А как воюет его корпус?

— Очень хорошо. Под его командованием стал гвардейским.

— В чем же конкретно обвиняют генерала?

Генерал Боков ответил.

— Так… Личных мотивов у него не было. Болел, значит, за выполнение боевого задания, но переусердствовал, — заметил Сталин в раздумье и поинтересовался: — А какое мнение у Генштаба? Снимать его с корпуса или нет?

— Человек он действительно порывистый, горячий и поступил неправильно. Только генерал Танасчишин в корпусе на месте. Думается, достаточно ему на первый раз сделать строгое внушение.

Сталин на мгновение задумался, а потом, поднявшись из-за стола, произнес:

— Снимать не будем. Передайте Еременко и Хрущеву, что Сталин взял Танасчишина на поруки.

Вернувшись в Генштаб, генерал Боков связался по ВЧ с генералом Еременко, дословно передал ему слова верховного и попросил сообщить об этом решении Хрущеву.

Чувствовалось, что Андрей Иванович был растерян.

— Спасибо, что позвонили, — сказал он после небольшой паузы. — А члену Военного совета, пожалуйста, сообщите об этом лично.

Генерал Боков тут же соединился с Хрущевым. Выслушав Бокова, Никита Сергеевич спросил:

— Может, вы не так доложили?

— Я доложил товарищу Сталину вашу шифровку. Если вы не согласны, можете сами позвонить ему.

— Нет, я этого делать не буду. Что ж, на поруки так на поруки.

На другой день после очередного доклада генерала Бокова Сталин с улыбкой спросил его, говорил ли он с Еременко и Хрущевым, удовлетворило ли их ходатайство верховного или нет.

Боков ответил в тон ему:

— Все нормально. Ваше ходатайство удовлетворено, товарищ Сталин.

7

В этот тревожный вечер Сталин не ушел отдыхать, а остался работать в своем кабинете. Скоро под Сталинградом начнется контрнаступление, которое потом войдет в историю как Сталинградская битва. «Итак, оборона Сталинграда в основном завершилась, — размышлял Сталин, то и дело поглядывая на оперативную карту. — Дорого обошлась нам эта тяжелая и кровавая оборона, начавшаяся еще в июле. Теперь настало время наступать…» Ставка, Генеральный штаб и он как Верховный главнокомандующий отдали немало сил масштабной подготовке контрнаступления, и сейчас он невольно тревожился: смогут ли войска трех фронтов сокрушить врага? План контрнаступления, нанесенный на карту неделю тому назад, подписали Жуков и Василевский, а он, Верховный главнокомандующий, утвердил его. Сталин смотрел на карту, и в голове невольно прокрутил, что предстояло сделать трем фронтам. Главный удар наносили войска двух фронтов — Юго-Западного и Сталинградского. Юго-Западному фронту — надлежало с ходу сломить вражескую оборону в районе Серафимович — Клетская и ускоренными темпами продвигаться вперед в направлении Калач — Советский. Сталинградский фронт производил удар из района Сарпинских озер и тоже двигался в направлении Советский — Калач. Сходящимися мощными ударами предполагалось окружать немецкие войска, находившиеся в междуречье Волги и Дона. Что касается Донского фронта, то ему полагалось осуществить два удара: один — из района Клетской на юго-восток, другой — из района Качалинской вдоль левого берега Дона на юг. Координацию трех фронтов Ставка возложила на начальника Генштаба генерала Василевского.

— Не лучше ли это дело поручить генералу армии Жукову? — высказал свою мысль на совещании в Ставке заместитель председателя ГКО Молотов.