Заре навстречу - [126]
В полдень Мария решила выйти на вокзал, подышать серым мартовским воздухом, да и продукты кончились. Она купила у торговки бутылку молока и крестьянских пирогов с морковью.
На перрон в это время вышла подгулявшая компания офицеров. Мария узнала Солодковского и заторопилась в свой вагон… как вдруг какой-то толстяк с чемоданами и заплечным мешком толкнул ее, пробегая, — и сверток с пирогами упал прямо перед Солодковским. Тот занес было ногу — отшвырнуть, но взглянул в лицо Марии и сразу подтянулся. Поднял сверток и, козырнув, почтительно подал. Она холодно поблагодарила. Быстро, легко взбежала по ступенькам, — Солодковский успел, однако, поддержать ее под локоть.
Слышно было, как офицеры шутили над Солодковским, советовали ему «пренебречь вторым классом и ехать с таинственной незнакомкой».
— А хороша, правда? — говорил Солодковский. — Где-то я ее видал…
«Надо взять чемодан и сойти здесь… дождаться следующего поезда!» — думала Мария с внезапным волнением… Но, пока пробиралась она к своему месту, поезд тронулся.
До Перевала оставалось двенадцать часов езды.
Миновали разъезд, станцию… еще два разъезда… Солодковский не показывался. Мария успокоилась и перестала думать о неприятной встрече. Задремала, откинувшись в угол.
Ее разбудило предзакатное солнце.
Поезд стоял на маленькой лесной станции. Небо было чистое, глубокое, сосульки весело искрились…
— Мадам! Простите…
Только привычка к постоянной опасности помогла ей удержать на лице выражение безмятежного покоя. Мария не вздрогнула, не изменила положения.
— Что вам угодно?
— Простите, мадам, мне кажется, мы с вами встречались…
Солодковский стоял, почтительно склонив голову и прижимая к груди фуражку. Выпуклые глаза настойчиво искали ее взгляда.
— Нет, не встречались, — сказала Мария равнодушно.
И отвернулась к окну.
Всего труднее было сохранить ровное дыхание, — сердцебиение усилилось. «Постоит-постоит и уйдет! Не буду оборачиваться!.. Можно не отвечать… что удивительного — женщина не любит дорожных знакомств…»
Она услышала сдержанный вопрос Солодковского:
— Можно присесть? Это место не занято?
И грубый, отрывистый ответ старика:
— Видите — свободно!
Смешливая барышня слезла со своей верхней полки, села рядом с Марией. Солодковский заговорил с нею. Она охотно отвечала…
Мария закрыла глаза, но, как назло, контролер пошел проверять билеты, и пришлось «проснуться».
Солнце уже зашло. В фонарике над дверью зажгли свечу. Сумрак укрыл Марию.
Подавшись к ней, Солодковский сказал проникновенно:
— Если бы вы знали, какое светлое видение вы мне напомнили!
— Я вас не знаю, — сухо ответила Мария.
— Но я знаю вас!
Она пожала плечами.
— Каштановые волосы… гордые плечики… Щеки пылают… глаза… Горделивая поза… бесстрашное лицо… В заплеванной, страшной комнате — видение!
«Узнал!»
— Вы бредите, господин офицер.
— Может быть… Мария…
— Меня зовут не Мария.
— А как?
— Я не говорю своего имени случайным… дорожным спутникам, — сказала она.
— Я узнаю ваше имя! Вы в Перевал едете, я видел ваш билет. Я не отстану…
— Меня встретит муж, — холодно сказала Мария. — Он не любит навязчивых людей.
— Кто ваш муж?
— Офицер.
— Его фамилия?
Мария не ответила.
— Пристал, как банный лист, — проворчал старик в пространство, — есть люди, хоть по лбу их бей… Охо-хо!
Солодковский поднялся. Козырнул:
— Итак, до свидания в Перевале!
Сильный свет вокзальных фонарей ударил в окна. Все засуетились: Перевал был конечным пунктом.
Мария быстро прошла через площадку в ближний вагон, потом во второй, в третий и только тогда спустилась на перрон. Огибая здание вокзала, увидела — Солодковский, не дождавшись, лезет в опустевший вагон. Сейчас он поймет, как она схитрила, и бросится вдогонку.
Не торгуясь, взяла извозчика.
Не надо было ей оборачиваться!.. Он растерянно искал ее. Их взгляды встретились.
— Куда везти? — спросил извозчик.
— Дом Бариновой!
Мария надеялась: Баринова в это время спит. Дворник, старик Елизар, поможет… проведет через сад в переулок.
Мария долго стучала у ворот. Она убедилась теперь в настойчивости Солодковского. Сквозь голые кусты палисадника видно было извозчика на углу.
Наконец хлопнула кухонная дверь. Захрустел под ногами ледок. Незнакомый женский голос приказал собаке: «Цыц!» — спросил:
— Кого вам надо?
— Олимпиаду Петровну… «В крайнем случае — на испуг ее возьму… трусиху!»
— Оне спят. А вы кто такие?
— Племянница… Вера… из Барнаула…
— Да господи! А оне горевали, что вы при смерти!
Лязгнул замок. Упала цепь. Отодвинулся засов. Ворота приоткрылись.
До боли знакомый двор… амбары… крыльцо… полоса света из кухонного окна…
— Заприте ворота, — приказала Мария. — Я подожду.
Она слышала воровские шаги Солодковского.
«Поверил? Знает, что Чекаревы жили здесь? Уедет?…»
Но извозчик по-прежнему стоял неподвижно.
Женщина задвинула засов, вложила в кольца дужку висячего замка, дважды повернула ключ.
«Не входить в дом, через сад бежать… Но нет, она крик подымет! Будь ключ от калитки!.. Через стену с чемоданом не перелезть! Бросить его? Нельзя! Надо сохранить литературу!»
— Что же вы? Пожалуйте!
В сенях Мария сказала:
— Тетушку не будите. Не надо ее тревожить. Постелите мне в гостиной. Есть я не хочу.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
В однотомник избранных произведений Ивана Ермакова (1924—1974) вошло около двух десятков сказов, написанных в разные периоды творчества писателя-тюменца. Наряду с известными сказами о солдатской службе и героизме наших воинов, о тружениках сибирской деревни в книгу включен очерк-сказ «И был на селе праздник», публикующийся впервые. Названием однотомника стали слова одного из сказов, где автор говорит о своем стремлении учиться у людей труда.
Роман-эпопея повествует о жизни и настроениях уральского казачества во второй половине XIX века в период обострения классовой борьбы в России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В годы войны К. Лагунов был секретарем райкома комсомола на Тюменщине. Воспоминания о суровой военной поре легли в основу романа «Так было», в котором писатель сумел правдиво показать жизнь зауральской деревни тех лет, героическую, полную самопожертвования борьбу людей тыла за хлеб.