Заратустра. Том 3. Смеющийся пророк - [13]

Заратустра пользуется притчей о страннике ради этой фундаментальной истины.

Заратустра говорит себе — и естественно, когда кто-то подобный Заратустре говорит с собой, он говорит более правдиво, более открыто, чем разговаривая с другими. Говоря с другими, ему приходится уступать им и идти на компромисс; иначе он будет разговаривать на непонятном языке.

Ему приходится спускаться со своих высот в темные долины тех, с кем он говорит.

Но когда он говорит сам с собой, он может говорить на солнечных вершинах, без всяких компромиссов. Он может говорить именно то, что хочет сказать, ибо говорит он это самому себе, а не кому-нибудь; проблема непонимания не стоит. Монолог и диалог — два совершенно различных явления.

Один из самых заметных еврейских философов нашего века, Мартин Бубер, подарил мировой мысли идею о диалоге. По его мнению, диалог — это самое важное. Однако он, наверное, не знал, что у монолога есть высота, которой никогда не было ни у какого диалога. Поэтому, когда Заратустра говорит самому себе, слушайте внимательнее, так как он говорит из самого источника своего сердца — без всяких компромиссов, нимало не заботясь о том, поймут его или нет.

Он говорит самому себе, и это самые главные слова. Заратустра сказал в сердце своем:

"Я странник, неустанно восходящий на горы... Я не люблю равнин и, кажется, не могу долго оставаться на одном месте.

То, что он говорит, точно представляет глубочайшее внутреннее стремление людей. Все они — странники, хотя и не отважились странствовать и не осмелились взобраться на горы. Возможно, это одна из главных причин их несчастья: величайшее желание остается неисполненным; они привязаны к равнинам.

Их привязанность к равнинам имеет свои причины — так удобнее, комфортнее, это менее опасно, более спокойно. Но это расходится с сокровенным стремлением души. Душе хочется парить высоко в небе, она хочет отправиться в неведомые земли, скитаться по нехоженым путям. Она хочет взобраться на горы, на которых никто не бывал.

Это нечто изначально присущее человеку; это рождается вместе с человеком. Вы можете подавлять это, но тогда вы будете печальны, несчастны и всегда будете ощущать, что нечто упущено. Вы можете копить деньги, можете копить власть, можете добиться большого уважения, но внутри останется некая пустота, жаждущая звезд.

Человека, определенно, притягивает луна. В глубине каждый человек — сумасшедший (англ. lunatic). Слово lunatic, сумасшедший, произошло от слова "луна". Все хотят добраться до луны. Вопрос не в том, чтобы найти там что-то, вопрос в том, чтобы попасть туда. Счастье в самом путешествии — а не в цели.

Возможно, цель — не что иное, как предлог для странствия, поскольку, когда цель достигнута, человек немедленно начинает готовиться к новому путешествию, к новому странствию. Цель выполнила свое назначение. Все цели просто помогают вам постоянно двигаться.

Движение доставляет такую радость потому, что движение — это жизнь. Движение дает такой экстаз потому, что в тот момент, когда вы останавливаетесь, вы мертвы. Вы можете продолжать дышать, но это не значит жить. Движение приносит вам песни и танец.

Рабиндранат Тагор написал одно очень странное стихотворение. Это стихотворение чрезвычайно важно для понимания страннического духа человека. Рабиндранат говорит, что он ищет Бога... быть может, Бог — тоже высший предлог для странствия: наилучший предлог, ибо вы никогда не найдете Его, странствие будет продолжаться вечно. В этом красота Бога — Его можно искать, но невозможно найти; никто никогда не находил Его. Люди, отвергающие Бога, не осознают глубокой психологической основы, скрытой за этим вымыслом. Они не знают, что если вы отвергаете Бога, отвергаете рай, отрицаете посмертную жизнь, вы лишаете человека движения.

Если вы отрицаете существование души, если вы отвергаете сознание, если вы говорите, что сознание — всего лишь продукт материи, как говорят коммунисты...

Карл Маркс определяет сознание как побочный продукт материи, не больше. Неважно, прав он или нет; важно то, что если это принять, будут уничтожены все возможности для движения. Он отказывает вам в исследовании неизвестного и непознаваемого.

Рабиндранат говорит: "Я искал Бога, и изредка мне удавалось видеть его далеко-далеко, подле звезды. Но пока я приближался к этой звезде, проходили жизни, и Бог перемещался куда-нибудь еще. И поиск продолжался...

Однажды я неожиданно оказался перед прекрасным дворцом, и золотыми буквами там было написано: "Дом Богa". Сначала меня охватила дрожь — оттого, что я наконец добился своего! — и я бросился вверх по многочисленным ступеням, ведущим к двери дворца.

Но когда я уже почти стучался в дверь, меня внезапно поразила одна мысль — моя рука застыла у двери — мысль, что если здесь действительно обитает Бог и Он откроет мне дверь, то мне конец. Моей единственной радостью был поиск, моей единственной радостью было искать Бога. Что бы я стал делать, встретив Его?"

Им овладел великий страх. Он снял башмаки и, взяв их в руки, стал спускаться по лестнице. Он боялся — хотя он и не постучал в дверь, Бог, услышав шаги, может открыть дверь и сказать: "Куда ты? Я здесь".