Запятнанный ангел - [15]

— Вы думаете, это оно и было — с пластинкой и машиной?

— Едва ли это можно счесть торжественной встречей, — съязвил я.

Пенни подошла к столику с красками около мольберта и взяла сигарету.

— Ответьте мне вот что. Если бы я заявила во всеуслышание, что я не намерена больше выяснять правду о моем отце, а вы увезли отсюда Броков, на этом все закончилось бы, мистер Геррик?

— Честный вопрос, и я дам на него честный ответ, — сказал я. — Возможно, да.

Она повернулась ко мне, щурясь от сигаретного дыма:

— Я готова поступить так, если вы мне скажете.

— Но вы не хотите этого делать?

— Я хочу узнать правду, — отрезала она. — Может быть, убийца точно знает, что Гарриет ничего не известно. Может быть, он даст им уехать. Но что бы я ни пообещала, здесь у него не будет твердой уверенности. Сдержу ли я свое обещание? Не пожелаю ли я снова вернуться к этому позже? Не лучше ли будет покончить со всеми сомнениями немедленно — насчет меня.

Я пристально посмотрел на нее. Она говорила о том, что не пришло в голову мне. Она была в опасности. Не меньше, чем Гарриет. Возможно, даже больше.

— Здесь происходят странные вещи, мистер Геррик. Вы слышали о Тэде Фэннинге?

— Кто такой Тэд Фэннинг? — спросил я. — И кстати, все в городе называют вас Пенни. Могу ли я тоже вас так называть, а вы звали бы меня Дэйв?

— Я не против, — ответила она. — Со мной происходят дурные вещи, Дэйв. — В ее голосе прозвучала внезапная горечь. — Я вдруг стала нечистой. Как прокаженная! Держитесь подальше от Пенни Уиллард!

— Ко мне это не относится, — сказал я, улыбаясь.

Краска залила ее лицо.

— Я люблю, — сказала она почти вызывающе. — Я люблю, и меня бросили. Мой парень ушел от меня — так запросто. Он стоял точно там, где стоите вы, Дэйв. «Мы никогда больше не увидимся, Пенни, — сказал он, — никогда в жизни». А потом повернулся и побежал так, словно все салемские ведьмы гнались за ним. Он ушел. Исчез. Пропал.

— Это и есть Тэд Фэннинг? — спросил я.

— Да.

— Тогда он идиот, — проговорил я.

Пенни задумчиво уставилась на меня. Она пыталась понять, не хочу ли я завести с ней романчик. Потом решила, что нет. А я не знал, хочу я или не хочу. Но знаю, что мне хотелось ей понравиться.

— Я бы выпила что-нибудь, — бросила она. — А вы как? Бурбон или шотландское виски?

— Бурбон со льдом, если можно.

Она показала на телефон:

— Пока я приготовлю нам выпить, вам стоило бы позвонить в полицию штата и сообщить о том, что случилось с вашей машиной. Посмотрят на нее до того, как ее увезут в гараж. Номер в начале телефонной книги.

Она была не только хорошенькой, но и практичной. Я позвонил в полицию. Мне сказали, что одна из патрульных машин заедет к Пенни примерно минут через десять. Когда я вернулся в комнату, она уже шла ко мне с бокалами, гибкая и грациозная. Я вспомнил, что ее мать была танцовщицей. Она протянула мне бокал и указала жестом на кожаное кресло, а сама снова взобралась на кушетку. С ней было легко. Словно со старым другом.

— Полиция штата и прокуратура утверждают, что не закрывали дело об убийстве отца, — сказала она, — но в действительности они перестали шевелиться через несколько месяцев после его смерти. На фестивале в ту ночь было пять тысяч человек, Дэйв, все в масках и маскарадных костюмах. Никто ничего не видел. Это мог быть кто угодно. У отца не было врагов.

— У него был враг, — возразил я.

Пенни стала рыться в кармане рубашки в поисках сигареты. Я поднес ей зажигалку.

— Вы знаете, что моя мать покончила с собой, когда мне был год? — спросила она.

— Я услышал об этом сегодня днем.

— Знаете почему?

— Нет.

— И я не знаю, — сказала Пенни и глубоко затянулась. — Когда она умерла, я осталась сиротой. Отец, хотя и был человеком искусства, умел вести дела. Он принял меры именно на такой случай. Его доверителями были банк в Нью-Йорке и его ближайший друг, художник Роджер Марч. Дядя Роджер первым из художников приехал в Нью-Маверик. Он помогал отцу во всех его начинаниях, был моим крестным и стал моим опекуном по условиям отцовского завещания, когда умерла мать. Я выросла в его семье. Его жена умерла много лет назад, но у него есть дочь Лора. Мы жили все вместе — Лора, ее муж Пол Фэннинг, их сын Тэд, который на два года старше меня, и я. Я росла как дочь Лоры, пока мне не исполнилось пять лет и меня не повели в детский дом. До этого я никогда не слышала о своих настоящих отце и матери. Я думала, что Лора — моя мама. Но дядя Роджер знал, что, как только я пойду в школу, я узнаю правду, поэтому он мне рассказал столько, сколько считал необходимым на случай, если кто-то захочет сделать мне сюрприз. Я была потрясена — и мучилась любопытством. Прошли, наверное, год или два, прежде чем я узнала всю историю. Она казалась мне странной. Я знакомилась со своим отцом через его книги и пластинки. Я даже знала звук его голоса, потому что он когда-то записал несколько народных песен. Много позже я увидела свою мать — в старом фильме, который показывали по телевизору.

Пенни остановилась, но я не стал ничего говорить. Будет лучше, если она сама расскажет всю историю.

— Я всю жизнь терзалась вопросами, на которые никто не мог дать мне вразумительный ответ, — продолжила Пенни через мгновение. — Я так и не знала, кто и почему убил моего отца; и меня никогда не удовлетворяли объяснения, почему моя мать покончила с собой. Говорили, что она так и не оправилась после смерти отца. Говорили еще, что нервы у нее были ни к черту. — Пенни посмотрела на меня с неким вызовом. — Я бы тоже переживала, если б убили моего мужа, но никогда бы не бросила своего годовалого ребенка один на один с целым миром. Я не верю, что мама могла это сделать.