Запретный рай - [26]

— Этот мир в моем сердце, — ответила Эмили и прижала руки к груди.

— Простите, — не выдержал Морис, — но вы влюблены в дикаря!

— Разве дикарь может сказать: «Я всегда хочу видеть себя в твоих глазах?» — спросила девушка, и капитан не нашелся, что ответить.

— Мсье Тайль, — продолжила Эмили, — позвольте нам самим решать свою судьбу. Любая возможность таит в себе и надежду, и страх. Гораздо хуже, когда ее просто нет.

Капитан со вздохом поднялся со стула, попутно отцепляя от пояса ключи.

По дороге он задал своей спутнице вопрос:

— А что вы думаете о той девушке, которую ваш избранник попросту вышвырнул из своей жизни?

— Мне кажется, Моана не была бы счастлива с Атеа.

— Слабое утешение. Зато они очень похожи, а вот вы с ним — нет. Вам всегда придется относиться к нему со снисхождением.

Эмили улыбнулась.

— Возможно, вы не поверите, но, кажется, совсем наоборот.

Капитан привел последний аргумент:

— Вы согласны существовать в беспросветной бедности?

— Ошибаетесь: Атеа очень богат. Если б вы знали, какую жемчужину он показал мне на своем острове! За нее можно выручить кучу денег!

— Ну и что он сумеет купить здесь на эти деньги? — проворчал Морис.

Открыв дверь тюрьмы, он заглянул внутрь. Атеа сидел на корточках возле стены, белые узники расположились на противоположной стороне. Капитану почудилось, будто глаза полинезийца светятся в темноте, и он вновь испытал неприятное чувство, будто к нему вернулись давние детские страхи перед неведомым.

— Я тебя отпускаю, — сказал он. — Иди и постарайся быть настолько разумным, насколько это возможно.

Атеа поднялся на ноги и, не промолвив ни звука, не оглянувшись на остальных узников, вышел из сарая так уверенно и неторопливо, как будто переходил из комнаты в комнату.

Следом вскочили другие арестанты и забарабанили в дверь, которую Морис едва успел запереть.

Обернувшись, он увидел, как Эмили бросилась навстречу Атеа. Она и впрямь смотрела на него так, будто это живой бог спустился с небес, чтобы разделить с ней жизнь. Они оба глядели друг на друга так, словно на свете ничего больше не существует.

Под вечер Морис Тайль вернулся домой в растревоженных чувствах. Он не знал, чем закончится эта история, и не хотел знать.

Его здешнее жилье было тесным и бедным. Застеленное циновками узкое ложе, нечто вроде комода, сплетенного из бамбука, традиционный набор туземной посуды — тыквенных мисок и чаш из кокосового ореха. Добывание и приготовление пищи на острове не требовало никаких усилий, но, с точки зрения Мориса, ею было невозможно насытиться. Он мог сколько угодно набивать желудок фруктами и плодами хлебного дерева, и все равно ощущал голод. На острове почти не было мяса, и порой капитан мрачно шутил, что понимает туземцев, готовых отведать человечины.

Морис опустился на ложе. Странно, за окном — яркий, шумный, красочный мир, а здесь — пустота и тишина. Он вновь подумал о вахине. Другие военные, недолго думая, обзаводились временными спутницами, но он не знал, кого выбрать, ибо все туземки казались ему на одно лицо. Делить же свое жилье с кем попало ему не хотелось, хотя он понимал, что было бы неплохо привести в дом женщину, пусть даже для того, чтобы она вела его скудное хозяйство.

Уже засыпая, Морис очнулся от какого-то звука. Он по сей день жил, как на войне, всегда и везде чутко прислушиваясь к любым шумам.

Открыв глаза, он приподнялся на локте и… остолбенел: в дверях стояла та самая девушка, Моана!

Вскормленная плодами земли и обласканная солнцем, она обладала тем совершенством, какое только способно пожелать мужское воображение. У парижанок не встретишь такой свежей кожи и ясных глаз! Овал лица полинезийки был безукоризненным, а зубы поражали своей белизной. Казавшаяся живой завеса волос прикрывала ее прелестную грудь, а из-под подола юбки виднелись стройные ножки.

Что ей нужно?! У Мориса часто забилось сердце и пересохло во рту Сможет ли она его понять? Он еще недостаточно хорошо знал местный язык.

Молодой человек боялся ее спугнуть, хотя было очевидно, что она пришла к нему с какой-то определенной целью.

— Входи, — сказал он, и Моана переступила порог.

В ней не чувствовалось никакого страха, и вместе с тем она выглядела настороженной.

— Где Атеа?

Морис вздрогнул. Сдался им всем этот Атеа! Он ощутил разочарование и досаду.

— Не знаю.

— Не знаешь? Ты приказал схватить его! Ты можешь его убить?

— Не могу. Я его отпустил.

Сделав шаг вперед, она тряхнула головой.

— Почему ты это сделал?

— Меня попросила та француженка, Эмили. К тому же Атеа не совершил никакого преступления. Мне не за что его задерживать, а тем более убивать.

— Он отверг меня.

— Знаю. Я тебе сочувствую. Однако мне кажется, что такая девушка, как ты, без труда найдет себе другого мужчину.

— После того, как меня бросил Атеа, на мне никто не женится.

— Думаю, ты ошибаешься, — мягко произнес Морис, а после спросил: — Ты собираешься вернуться на свой остров?

— Нет. Я остаюсь на Нуку-Хива.

Морис затаил дыхание. В темных глазах Моаны зияла бездна. Девушка стояла в двух шагах от него и вместе с тем казалась недосягаемой. Внезапно он понял, что желает ее сильнее всех женщин на свете.