Запретный мир - [47]
– Я думал, ты раздашь их своим… жрицам. Это повысило бы их статус. В том, что костюмы выкрали из ангара, из-под вашего носа, я не виноват.
– А теперь в них левитируют разбойницы Фалангисты! – Впервые с начала разговора Шангалла Левенгук позволила себе чуть-чуть, градуса на два, повысить эмоциональную температуру голоса. – Скажи, Антон, ты хотел помочь мне, стаскивая сюда непроверенные образчики дичайших экзотических технологий из реальностей Окраины, или просто забавлялся?
Подумав, фокусник ответил:
– Я просто забавлялся.
– Вы проникли в меня после закрытия дверей! Вы сломали их! – произнес голос с интонациями, которые заставляли насторожиться.
Все замолкли – даже Ситцен перестал елозить и трястись под сиденьем.
– Нарушилось буквально все… А теперь мне еще и сломали дверь!
– Кто это говорит? – наконец пролепетала Дебора, чувствуя, как атмосфера ярко освещенной солнцем кабины наполняется зловещими флюидами. – Это… душа Фуна?
– Душа? – Голос озадаченно помолчал. – Я незнаком с подобной концепцией. Хотя постойте. – Раздалось щелканье. – Так, душа… На самом деле, так называемой душой называется группа клеток центрального головного мозга высокоорганизованной разумной особи, стягивающая на себя информацию из некоторых областей мозга и дающая особи возможность осознавать себя как единственную, неповторимую личность. Я – един… хотя, конечно, и сильно растянут снизу до самого верха. И я… – Голос опять помолчал. – Да, я неповторим. Естественно – неповторим. Я один такой. Един и неповторим, ха! Если хотите, могу рассказать на эту тему неприличный анекдот. Хотите? Слушайте: одна мужественная дама как-то вернулась из крестонулевого похода и застала своего прекрасного рыцаря (она оставила его в замке с чехлом верности и без ключа от этого чехла)… застала его в неповторимой позе, в постели, так сказать, единым с… – Последовала очередная наполненная смыслом пауза, во время которой все сидели с разинутыми ртами и смотрели на решетку в потолке, из которой доносился голос. – Не смешно вам?! – рявкнул он. – Так, о чем это я говорил?
Внезапно в кабине стало чуть темнее. Притаившийся в углу крыс пискнул, Деби ахнула, кроль подскочил на сиденье, а Бел потянулся за стоявшей под стенкой шпагой. В дверной проем просунулась наголо стриженная голова.
Она повернулась, рассматривая их, и путешественникам стала видна шикарная татуировка в виде лиственного орнамента, украшавшая левую щеку, скулу и сторону шеи, посредством которой голова крепилась к горизонтально висевшему в воздухе туловищу. Туловище перехватывали три шины вроде детских надувных кругов. Одежда летуньи состояла из полупрозрачного блузона и шелковых шаровар, а ноги обуты в тапочки с загнутыми носками. Узколобое лицо, с горбатым носом и радужными, пятнистыми зрачками, являло собой апофеоз молодецкого ухарства и одновременно сосредоточенной целеустремленности.
– Летучий фантом! – вякнул голос и лихорадочно защелкал.
Сложенная гармошкой дверь дернулась. Незнакомка по очереди окинула всех взглядом и уставилась на Бела.
– Прывэт, красавэц! – хрипло крикнула она, махнув рукой, в которой было зажато странное устройство – что-то вроде короткой широкой трубки с видневшимися внутри лопастями винта и торчащей рукояткой. – Нэ хочэшь прокатытся?
– Это горянка Слиссы Фалангисты! – зашептала Деби. – Не подходи к ней. Утащит!
– Кроха рэвнуэт? – уточнила женщина, разглядывая их радужными глазами.
Тут дверь вновь дернулась и начала закрываться. Летунья выставила перед собой трубку и завращала рукоять. Пропеллер внутри зажужжал, из трубки пошел сильный ток воздуха, и женщина выплыла из кабины, крикнув напоследок:
– Щас этот сундук начнет спрашиват! Бэрэгы сэбя!
Двери закрылись, и Дебора повернулась к Белавану, собравшись еще раз предостеречь его, но так ничего и не сказала, увидев выражение его глаз. Деби уже научилась распознавать это выражение – слегка отрешенное и счастливое, означавшее, что на де Фея снизошел очередной приступ щенячьего удивления.
– Гляди! – Он ткнул пальцем в окно. – Их там много!
Среди зарослей изогнутых кочергой карликовых деревьев и кустов, позади которых виднелась каменная лестница и темный зев пещеры, в золотых солнечных лучах порхало еще с десяток горбоносых фей.
– Они как бабочки! – в полном восторге пробормотал Бел.
– Скорее, как осы, – возразил Ситцен из-под лавки.
– Эгхм! – подал голос Фуникулер. – Продолжаем разговор?
Еще несколько секунд Белаван не отрываясь смотрел в окно, а потом из его глаз как будто вытек засахарившийся мед, и они приобрели осмысленное выражение.
– Да! – сказал он, возвращаясь к действительности. – Извини, не знаю, как к тебе обращаться…
В общем, мне кажется, что ты… ну, немного не в себе. На лицо… гм… короче, явно видно нарушение ассоциативных…
– Не в себе?! – взвыл Фуникулер. – Да у меня полностью и бесповоротно отскочила крыша! Моя матрица отлетела в синие дали вместе с набором базовых команд и всеми кластерами!
– Не совсем понятно, – признал Белаван, – но очень экспрессивно. Когда же это произошло?
Голос зачастил:
– Я был обычным фуникулером и честно выполнял свою работу. Моим девизом было: «Сорок пять градусов к горизонтали – и баста»! Я поднимал грузы… Я опускал грузы… Туда-сюда, сюда-туда… Мир, как ему и полагалось, занимал почти горизонтальную позицию. Где-то у меня припасен неприличный анекдот на тему о горизонтальной позиции… Я знал, что когда-нибудь состарюсь, уйду на пенсию и попаду и истинно горизонтальный рай и… ХА-ХА-ХА! – Голос смолк.
