Запретный город Готхэн - [8]

— Как видишь, Константинус, я был достоин твоей службы. А теперь, вспомни свое обещание и верни нам корабль и свободу.

— Ты никогда не был моим заключенными и можешь уплывать, а награду я тебе обязательно выдам, — сказал раджа. — Тем не менее, я предлагаю тебе службу и хорошую оплату.

— Нет! — перебил раджу Конан. — Я предпочел бы спешить, как стрела, сквозь равнины. Почувствовать в волосах морской ветер. Женщины и вино есть везде. А это все, чего я хочу.

— Нет, это не все. Ты не такой, как твои товарищи — вздохнул правитель. — Ты стремишься к власти, и она у тебя будет. Ты будешь мощным властителем.

Королевство — вот твоя цель.

— Может быть, но и ты не тот, за кого себя выдаешь. Если бы ты захотел, все твои враги служили бы тебе…

— Хватит! Собери своих людей, и уплывайте.

— До свидания, мой друг, хотя я не знаю, какое у тебя на самом деле имя.

— Прощай, Конан и не поминай меня лихом. Сильный ветер будет дуть в ваши паруса.

Древняя раса Мантталуса

За то, что варвар помог пиратам выбраться из Зандрагора, они отказались от своих намерений выдать Конана гиперборейцам. Корсары помогли ему добраться до Пешхаури, где киммериец и оставался в течение некоторого времени у своих друзей. Когда северянин покинул Пешхаури, он направился на запад. По пути, в одном из трактиров в Гори, Конан подслушал разговор двух таинственных, замаскированных фигур, из которого он узнал, что гирканцы решили рискнуть и с усиленным войском снова ударить по Турану. Но во дворце в Аграпуре его словам не было веры, потому что там посчитали, что гирканцы в равной степени истощены войной, и они не решаться ударить снова в такой короткий промежуток времени. Конан пообещал представить им доказательства того факта, что кочевники готовятся к новой войне, которая будет кровавой и продолжительной, и что армия Гиркании не остановиться в этот раз на разграблении Гори.

1

Конана разбудил тихий звон металла о камень. В слабом свете звезд он увидел склонившуюся над ним размытую фигуру с чем-то блестящим в поднятой руке. Словно отпущенная пружина варвар рванулся в бой. Левой рукой он остановил падающую, вооруженную руку с кривым ножом, одновременно прыгая и быстро сжимая и свою правую руку на волосатой шее врага. Нападающий захрипел. Конан, отразив страшный удар, зацепил ногой за колено соперника, дернул и опрокинул его. Ни единый звук не нарушал тишины, за исключением глухого стука столкнувшихся тел. Конан, как обычно, сражался в свирепом молчании. Ни одного звука не вырвалось также из плотно стиснутых губ лежавшего под ним человека. Правая рука врага корчилась в тисках Конана, в то время как левая рука безуспешно боролась с ладонью киммерийца, стальные пальцы которого все глубже вжимались в раздавливаемое горло. Для ослабевших и дергающихся пальцев, рука варвара казалась стальными клещами. Конан неумолимо брал верх, вкладывая всю силу своих мощных мускулистых рук в удушающее давление пальцев. Он знал, что на кону либо его жизнь, или жизнь этого человека, который подполз в темноте, чтобы ударить его, киммерийца, ножом. В этом закоулке гирканских гор, не отмеченных ни на одной карте, каждый бой был сражением до смерти. Дергающиеся пальцы расслабились. По большому распростертому под киммерийцем телу, пробежали конвульсивные судорожные движения, а затем поверженный противник неподвижно замер и обмяк.

Конан затащил труп в глубокую тень, между большими камнями, посреди которых он спал. Он пощупал за пазухой, чтобы убедиться, что драгоценный сверток, ради которого воин рисковал жизнью, по-прежнему безопасно покоится 13 там. Да, там он и был — тонкая пачка бумаги, завернутая в промасленный шелк — которая для тысяч людей означала жизнь или смерть. Северянин прислушался, но, ни один звук не нарушал тишины. В свете звезд возносились вокруг него мрачные, черные склоны, изрезанные уступами и усыпанные валунами. Вокруг была глубокая темнота, обычно предшествующая приходу рассвета. Но варвар знал, что где-то вокруг есть люди, скрытые среди скал. Его уши, чувствительные и натренированные за много лет, проведенных в пустыне, ухватывали мягкие звуки, нежный шелест ткани, трущейся о камень и слабое шуршание обутых в сандалии ног. Он не мог видеть их, но знал, что для них и сам также был не видим посреди скопления валунов, которые киммериец выбрал для своего ночлега.

Своей левой рукой воин поискал вслепую лук и схватил кинжал в правую ладонь. Этот короткий, смертельный бой вызвал не больше шума, чем тот, который мог бы быть совершен при убийстве спящего человека ножом. Не было сомнений в том, что скрывающиеся где-то охотники, ожидали знака от воина, посланного убить свою жертву.

Конан знал, кто эти люди. Он знал, что их предводителем был человек, отслеживавший варвара уже многие сотни миль, врага, который был полон решимости не допустить, чтобы северянин достиг Турана с этим пакетом, завернутым в шелк. О Конане знали многие от Зингары до Кхитая. Все, кто знал его, по-настоящему уважали и боялись его. Но в человеке, по имени Турлог, ренегате и авантюристе, Конан обнаружил противника, равного себе. И киммериец знал, что это Турлог сейчас скрывался где-то в тени, вместе со своими головорезами — воинами-уркманами. Они догнали его, в конце концов.