Запретное влечение - [42]

– Считаешь, что нужно выпячивать все свои достоинства, словно залежавшийся товар?

– Я считаю, что парни любят перчинку, а не липнущую к зубам нугу. Так понятно?

– Бог мой, Роуз, однажды твои парни схватят гастрит, – слышится усмешка моих любимых губ и полная победа. Я усмехаюсь вместе с ней.

Розали недовольно фыркает и предпринимает нечестный ход:

– Не знаю, как до остальных, но Уилла пока всё устраивает.

Повисает долгая пауза, и я буквально чувствую на себе, как сжимается её сердце. Рыжая отлично целится. Язвительный укол достиг своей цели. Я будто вижу через стену, как Миа стойко держится или по своему обыкновению закатывает глаза, будто это вовсе не цепляет её. Но я знаю. Знаю, что это совсем не так.

– Тем лучше для моего брата, так? Я желаю ему лишь счастья, Розали.

Снова молчание, а затем стук бокала о деревянный стол. Я тут же ретируюсь на улицу, при этом чуть не столкнувшись лоб в лоб с Колином.

– Бежишь с места преступления? – тянет брюнет, вскидывая свои тёмные брови, словно бросая мне вызов.

Сжимаю зубы, тем самым показывая, что сейчас не самое лучшее время для шуток.

– Расслабься, приятель. Где Мел? Ты видел её?

Кажется, я невольно скриплю зубами, слыша, как этот жалкий актёришка называет мою сестру. С весьма самодовольным видом Колин машет мне рукой и заходит в дом, решив отправиться на поиски сам.

С меня хватит. Пора заканчивать весь этот псевдо-любовный прямоугольник.

***

Наш лесной домик погружен в сон. Окутан и укрыт ночным сумраком.

Тихо. Только ветер, что треплет тончайшие листики на деревьях, и рокочущие сверчки, затаившиеся в кустах. Я стою на крыльце, выжидая встречи с самой дорогой мне девушкой. Хождение по краю продолжается.

Едва слышное тиканье стрелок на моих часах давит на виски. Могла ли она обидеться? Допустить мысль о том, что я спал с Розали? Что творится в её голове в эту секунду?

Придёт ли она вообще?

Мы не договаривались, не назначали встречу. Просто знали, наверное, чувствовали внутри, что ночью безопаснее всего. Проведя целый вечер в удушающей компании, я всей душой сейчас наслаждался звуками, доносящимися из леса, что нарушали звенящую тишину.

Ожидание скручивало все мои внутренности в морской узел. Где же она?

Внезапно до меня доносится тихий женский голос. Дёргаюсь, осматриваясь по сторонам. Никого. Отрываюсь спиной от веранды и начинаю медленно спускаться вниз. Лёгкая мелодия, приятные слуху ноты. Иду на звук, крадучись, чтобы не разбудить гостей нашего дома. Мелодия кажется мне знакомой. А быть может, так она мне нравится, что я думаю, будто уже слышал её.

Останавливаюсь в полуметре от старого сарая. Узкая полоска света, что истекала из щёлки в двери, влекла к себе. Узнаю тихий родной голос, который трогает за душу каждый раз, когда бёрется за откровенные песни.

Невозможная.

Мне мерещится её голосок? Или сейчас, в эту самую секунду её пальчики скользят по струнам заброшенной гитары, а из любимых губ льются откровенности?

Не в силах больше бороться с самим собой, я тихонько отворяю дверцу и заглядываю внутрь. Сестра продолжает увлечённо играть, произнося слова из текста с закрытыми глазами. Я почти не дышу.

And I find it kind of funny, I find it kind of sad

The dreams in which I’m dying are the best I’ve ever had

I find it hard to tell you, cos I find it hard to take

When people run in circles it’s a very, very

Mad world, mad world

Это вроде забавно, но вместе с тем и грустно

Сны, в которых я умираю, – лучшие, что я видел

Мне тяжело говорить тебе об этом, ведь я знаю, это сложно принять

Когда люди бегут по кругу, это очень, очень

Безумный мир

Лоб её хмурится, когда попадается особенно сложная нота, а спина напрягается. Такая она настоящая: с убранными назад блестящими прядями, увлечённая тем, что поистине нравится; старательная и парящая в своём мире.

Сырая половица издаёт жалобный скрип. Зелёные глаза широко распахиваются, а пальцы замирают над струнами. Миа смущённо поджимает губы и отводит глаза.

– Я ждал тебя на крыльце, – неуверенно произношу я. Мне становится не по себе, оттого что она прекратила играть из-за моего вторжения. Ведь петь вот так давно стало для сестры редкостью.

– Прости, я здесь… увлеклась, – неловко пожимает плечами она и улыбается.

Я прикрываю за собой дверь и осторожно приближаюсь к ней, присаживаясь рядом. Обвиваю её талию одной рукой и притягиваю к себе, целуя в макушку, что всё ещё влажная после душа. Волосы снова пахнут какими-то цветами, отчего кожа покрывается мелкой дрожью, настолько восхитительно вдыхать их аромат. Чувствовать, что она так близко. Вдали от посторонних глаз. Только я и только она.

– Когда ты последний раз пела, по-настоящему пела? Это ведь было чудесно, Мими.

– Я пела «Горячий секс» по пути в парк в прошлый уикенд, – улыбаясь, возражает она, но грусть, затаившаяся внутри, плещется на самой поверхности.

– Мы дурачились, это почти не считается.

– Вполне, – парирует она и снова касается струн своими тонкими пальчиками, вспоминая аккорды. – Между прочим, ты хорошо подпевал мне.

– Брось. Я больше похожу на осипшего пьяницу, – отвечаю ей я, но не забываю главного: – Почему бы тебе не попробовать себя в музыке более основательно, м-м?