Запретное - [96]
— Лочен Уители, — ровным, механическим тоном произносит офицер, — В полицию поступило заявление, что некоторое время назад вы изнасиловали свою шестнадцатилетнюю сестру. Я арестовываю вас за нарушение пункта двадцать пять статьи о сексуальных правонарушениях за действия сексуального характера с ребенком, являющимся членом семьи.
Обвинение ударяет меня словно кулаком по животу. Оно выставляет меня не просто насильником, а педофилом. И Мая — ребенок? Она уже несколько лет как не ребенок. И она не несовершеннолетняя! Но, естественно, я внезапно осознаю, что даже за две недели до семнадцати в глазах закона она все еще считается ребенком. Однако я в восемнадцать уже взрослый. Тринадцать месяцев. Могут также стать и тринадцатью годами… Теперь полицейский зачитывает мне мои права.
— Вы не обязаны ничего говорить. Но навредите своей же защите, если не упомянете, если вас спросят, чего-то, на что потом будете опираться в суде. Все, что вы скажете, может быть представлено в качестве доказательства, — Его голос нарочитый, полный власти, лицо, пустое, холодное, лишенное всяких эмоций. Но это не какое-то полицейское шоу. Это реальность. Я совершил настоящее преступление.
Молодой полицейский сообщает мне, что сейчас они выведут меня на улицу к “транспортному средству”. Коридор слишком узок для нас троих. Толстый офицер идет впереди, его походка медленная и тяжелая. Другой крепко держит меня чуть выше локтя. До сих пор мне удавалось скрывать страх, но стоит нам подойти к лестнице, как вдруг я чувствую, что прилив паники усиливается. Глупо: это вызвано не чем иным, как нуждой сходить в туалет. Но внезапно я понимаю, что мне очень нужно сходить и что я понятия не имею, когда еще у меня будет такая возможность. После часов допросов, в какой-то камере взаперти, перед целой кучей других заключенных? Я спотыкаюсь, останавливаясь на верхней лестничной площадке.
— Двигайся! — Я чувствую между лопаток давление твердой руки.
— Можно мне… можно мне, пожалуйста, воспользоваться туалетом перед уходом? — мой голос звучит испуганно и безумно. Я чувствую, что у меня горит лицо, как только слова вырываются изо рта, как бы мне хотелось забрать их обратно. Я кажусь жалким.
Они обмениваются взглядами. Плотный мужчина вздыхает и кивает. Они впускают меня в туалет. Офицер моложе стоит в дверном проеме.
Наручники дела не упрощают. Я чувствую, как присутствие мужчины заполняет маленькую комнату. Я разворачиваюсь так, чтобы стоять к нему спиной, и пытаюсь расстегнуть джинсы. По моей шее и спине скатывается пот, футболка прилипает к коже. Мышцы в коленях вот-вот задрожат. Я закрываю глаза и пытаюсь расслабиться, но мне очень нужно справить нужду, что просто невозможно. Я не могу. Я просто не могу. Не таким образом.
— У нас нет в запасе целого дня, — голос сзади заставляет меня вздрогнуть. Я застегиваюсь и спускаю воду в пустом унитазе. Поворачиваясь, я слишком смущен, чтобы даже поднять голову.
Когда мы выходим и тащимся вниз по узкой лестнице, молодой офицер говорит мне уже мягче:
— Участок недалеко. Там у тебя будет некоторая уединенность.
Его слова поражают меня. Небольшой намек на доброту, нотка заверения, несмотря на столь ужасную вещь, которую я совершил. Я чувствую, как моя видимость сползает. Глубоко дыша, я с силой закусываю губу. На тот случай, если Мая увидит меня, очень важно, чтобы я вышел из дома, не развалившись на части.
Голоса на кухне то становятся громче, то стихают. Дверь плотно закрыта. Так вот, куда они ее увели. Дай Бог, чтобы они по-прежнему относились к ней как к жертве, утешали ее вместо того, чтобы закидывать вопросами. Мне приходится стиснуть зубы, сжать все мышцы в теле, чтобы не дать себе побежать к ней, обнять ее, поцеловать в последний раз.
Я замечаю розовую скакалку, свисающую через перила. На ковре — остатки от вчерашнего желе. На подставке у входной двери разбросаны маленькие ботиночки. Белые босоножки Уиллы и кроссовки со шнурками, которые она, наконец, научилась завязывать — все такое крошечное. Потертые школьные ботинки Тиффина, его очень ценные футбольные бутсы, перчатки и “счастливый” мяч. Над ними висят школьные пиджаки, брошенные, пустые, как призраки настоящих их. Я хочу, чтобы они вернулись, я хочу, чтобы мои дети вернулись. Я скучаю по ним — эта боль, как дыра в сердце. Они были так взволнованы тем, что уходят, что у меня даже не было времени их обнять. Мне даже не удалось с ними попрощаться.
Когда меня проталкивают мимо открытой двери гостиной, какое-то движение привлекает мой взгляд, и я останавливаюсь. Я поворачиваю голову к фигуре в кресле и, к своему изумлению, обнаруживаю Кита. Он неподвижно сидит с белым лицом рядом с женщиной-офицером, его аккуратно собранные на остров Уайт сумки небрежно свалены у ног. Когда он медленно поворачивается ко мне, я непонимающе гляжу на него. Меня толкают сзади, говорят “шевелись”. Я спотыкаюсь о дверной порог, мой взгляд умоляет Кита хоть о каком-то объяснении.
— Почему ты здесь?
Не могу поверить, что он свидетель всего произошедшего. Не могу поверить, что они как-то разыскали его прежде, чем он ушел, также впутав его во все это. Ради Бога, ему же всего лишь тринадцать! Мне хочется закричать. Он должен находиться в путешествии всей его жизни, а не наблюдать за тем, как его брата арестовывают за сексуальное насилие над его сестрой. Мне хочется в ярости ударить их, заставить отпустить его.
...Дедов Морозов я терпеть не могу. Принципиально. Пару лет назад один из них чуть было не заставил меня разочароваться во всей мужской породе. Вот как дело было...Рассказ входит в книгу Марии Царевой "Выйти замуж за миллионера, или Не хочу жить в Перепердищево".
Они совершенно не подходят друг другу. Он преуспевающий адвокат, а у нее свое кафе в Гамбурге. Его переполняют нереализованные желания, а она пытается в них разобраться. Он любит свою мебель, а она – свои проблемы. И при этом оба любят друг друга. Но в одно проклятое утро все рушится в одночасье. С разбитым сердцем садится она в машину, одержимая жаждой мести. Тем более что завтра ей исполнится 32 года.
Когда-то Лера, Андрей и Вика учились на одном курсе театрального института. Теперь Вика замужем за банкиром, Андрей успешно работает в театре марионеток, а Лера трудится в фирме, которая помогает обиженным мстить.И кто бы мог подумать, насколько крепко их жизни переплетены в один клубок. Распутать его можно… но сложно… и нужно ли?А быть счастливой так важно.
Оливия Уэдсли – известная английская романистка, культивировавшая жанр любовного романа. Творчество ее, рассчитанное на массового читателя, насыщено мелодраматизмом, отличается глубиной проникновения в женскую психологию.
Роман «Память и желание» – это захватывающее повествование о двух поколениях семьи Сильви Ковальской – женщины яркой, притягательной и одновременно несущей в себе разрушительную силу. Она – источник и причина тщательно скрываемой семейной тайны, разгадку которой читателям предстоит узнать лишь в самом финале.
Лучший способ для студентки подзаработать — устроиться няней к четырехлетнему отпрыску весьма состоятельной семьи.Всего-то и надо — иметь терпение, забыть о собственных амбициях и… не терять чувства юмора, даже когда приходится работать дни напролет!Дитя, конечно, не сахар…Его родители — просто ночной кошмар наяву…Зато рядом — весьма обаятельный сосед. Уж он-то наверняка не даст юной няне скучать по вечерам!