Запрещенная Таня - [8]

Она понимала это желание соседки, но разговаривать о совместном заключении и той клетке прописанной для всех у нее не было сил.

— Хорошо, хорошо, — поняла старушка, она отдала чайник и опять пропала.

Татьяна не понесла нквдэшный пропуск на Радио. Она взяла больничный на три дня. Врач не глядя на нее, прописал ей контрастный душ и усиленной питание, оговорившись, что ей надо больше спать и больше гулять.

Ничего этого Татьяна не рассказала Коле. Не рассказала об унизительном обыске и той красной полоске застывшей крови на внутренней поверхности бедра, которую она долго оттирала хозяйственным мылом стоя жестяном тазу.

Не сказала она и того, что давно готова отказаться от Кости. Отказаться как от вырванной руки. Так сложилось, а ее упорство ничего уже не решало.

Вечером Коля пришел. Он осмотрел ее комнату. Прошелся из угла в угол, как бы примеряя на себя эту небольшую, но все ее чужую комнату.

Потом он настойчиво бубнил, расписывая прелести своей версии ее освобождения от Костиной тени. Татьяна нечасто кивала, подсказывая Косте как он прав, и раззадоривая его на новые подвиги. Сейчас ей было важно не получить свободу, которой как она прекрасно понимала уже никогда не будет, а убедить Колю с том, что эта свобода пришла к ней из его рук. Пусть он думает о ней как о верной возлюбленной и терпеливой жене. Наверное, ему так легче будет жить.

6

— А ты знаешь, — спросил Коля, отодвинув край занавеси и посмотрев на улицу, — я и сегодня и завтра оформил себе без содержания.

— Отпустили? — ехидно спросила Татьяна.

— Как видишь, — пожал плечами Коля, — наверно не сильно во мне нуждаются.

— Или наоборот так сильно, что дает отдохнуть. Ждут когда ты, наконец, устроишь свою личную жизнь.

Коля посмотрел на нее и отвернулся. Татьяне показалось, что именно сейчас он и решил устроить свою личную жизнь.

— А ты без тортика пришел, — спокойно сказала она.

— Я не люблю этого мещанства. Торты, вино балыки, колбаса. Почему-то перед встречей необходимо обязательно посетить бакалею.

— А ты предпочел бы обойтись без этого?

— Так сказать долой мещанский быт.

— Мещанский быт, — повторила Татьяна, — знал бы, насколько я была далека от этого мещанского быта последнее время.

Коля встрепенулся:

— Мне, что сбегать в магазин, — он посмотрел на часы, — там еще открыто. Здесь не далеко.

Татьяна вздохнула. Коля был наивен и, наверное, не подходил для ее новой жизни. Но этой жизни не будет, понимала она. Ей было все, равно как и что будет. А Коля был подорожником приложенным к открытому перелому.

Коля неуклюже, по топорному подошел. Она отвернулась и прижала руки к груди.

Вечером Коля неумело и неосторожно рвал ее комнате светлой коммуналки. Казалось, что ему не терпится вступить во владение этой женщиной. Так вели себя те, кому давали ордера на новые квартиры. Они ходили, придирчиво осматривали комнаты, как будто раньше они жили в таких, удивлялись воде текшей из — под крана и наполнявшей ванную.

Так вел себя и Коля. Он резко, но неумело ерзал своими руками, брал, то ее бедра, то грудь, то пытался пропихнуть руку ей между ног. Это походило на какую-то борьбу или массажную терапию. Но Коля старался. Старался понравиться ей и понравиться себе.

Закончив он как-то сжался, вскочил торопливо застегнул свои брюки и лег рядом. Она была благодарна ему за то, что он сразу ничего е спросил у нее. Отвечать было бы и вовсе невыносимо.

Татьяна спокойно приняла это, да и три месяца без мужчины было немалым сроком. Но уже в первый раз ей становилось понятно, что Коля совсем не как Костя. Тот был хозяин, он брал не спрашивая, поэтому она не стеснялась ни тонких стен комнаты, ни смазанной, но скрипящей кровати. Коля был другим, когда пройдет первый раж, он станет милым, ласковым и послушным, ручным кобельком. Будет бегать в магазин за городскими булками, даже, наверное, готовить.

— Я хочу привезти свою бритву, — мне неудобно будет ездить от тебя домой, — уверенно сказал Коля.

— Привози, — ответила она.

— Хорошо.

— Все привози, — сказала Татьяна, — все, что есть. Завтра я освобожу тебе полку в шкафу.

— Да куда столько, — обрадовано ответил он, приняв это ее решение на счет своих постельных умений, — у меня и веще узелок. Бритва, белье, пальто и шапка.

— Шапка? — переспросила она.

— Да шапка. На зиму.

— На зиму, — она подумала, что до зимы они уже доживут, — а как же на осень?

— Осень? — Коля замялся, — все не могу решить, что мне надо. Шляпы вроде вышли из моды, фуражки для руководителей.

— Купи кепку, — посоветовала она.

— Кепку? Я думал. Помнишь как у Блока «Одел кепку. Езжу в трамвае. Хочется толкаться».

Коля довольно хохотнул. Она поняла, что этот смешок отнесен к их близости, а совсем не головному убору.

— Но осенью, без кепки ты простудишься.

— И ты будешь лечить меня, — продолжил Коля.

— Буду, — но лучше бы тебе ее купить.

7

Коля с порога потянул носом воздух:

— Ты опять курила?

— Я всегда курю.

— Ты много курила.

— Я всегда много курю.

— Тебе нельзя.

— Почему?

— Тебе вредно. Это всем вредно, а тебе особенно.

— Да. Я знаю. Тебе сложно понять, но мне там в это тюрьме вынули душу.

Коля осторожно приткнул кулек с продуктами на буфет: