Запрещенная реальность. Том 1 - [7]

Матвей сделал длинный скользящий шаг к вожаку с пистолетом, взял его запястье в захват и вырвал пистолет, одновременно пальцами левой руки сдавив в нужных точках шею бугая. Парень еще падал, потеряв сознание, а Матвей уже делал подкат, доставая ногами сразу двоих «качков» с ножами. Третий успел махнуть ножом и достать баллончик с газом, однако вспорол лишь воздух и заработал точный укол в солнечное сплетение от противника, невероятным образом оказавшегося совсем рядом.

— Вызовите милицию, — тихо сказал Матвей остолбеневшим продавцам и, скривив лицо так, чтобы его потом трудно было узнать, скользнул за дверь, оставив пистолет у себя.

Как и ожидалось, страховали четверку двое на старом, видавшем виды «Вольво», но о драме в магазине они еще не догадывались; все произошло слишком быстро и без всякого шума.

Уже в машине Матвей довел разговор с самим собой до точки и снова подивился своему побуждению вмешаться в действие, которое его никак не касалось. Но так остро захотелось вдруг ответить подонкам, живущим по старым советско-пиратским принципам: отнять и разделить!

Молодым можно простить недостаток опыта, знаний, но не избыток наглости, хамства и равнодушия, вспомнил он чьи-то слова. Впрочем, не чьи-то — отца, провинциального учителя истории, которого любили ученики.

Поставив машину в гараж, Матвей заглянул в почтовый ящик и обнаружил там поздравительную открытку. Это был вызов в столицу. Размышляя о причинах вызова и о своих предчувствиях, Матвей вошел в квартиру и принялся готовить ужин. Предчувствия не обманули его, недаром он видел ночью один из тех странных снов, которые тревожили его последние полгода.

Он приснился ему под утро, перед самым пробуждением.

Ледяная равнина, окруженная цепью снежных гор. В ясном небе вдруг показалось розовое облако. Оно растет, растет, пока не превращается в сиренево-фиолетовую тучу, очертаниями похожую на фигуру человека. В голове облака загораются три огненных глаза, и тут же, как удар грома, звучит голос:

— Проснись и иди!

— Куда? — растерялся Матвей.

— Он не видит, — раздался второй голос, женский, мелодичный. — Ему еще рано, инфарх.

— Не оказалось бы поздно. За ним начал охоту монарх, вернее, его разведка.

— Куда идти? — Матвей обрел утраченное равновесие. — Покажите, и я пойду.

— Разве ты сам не видишь? — От голоса таинственного инфарха заходили ходуном горы, взвилась снежная пыль, равнина растрескалась, как ледяное поле.

Матвей напряг зрение, и на мгновение ему показалось, что он видит золотое крыло света, просиявшего в небе из-за тучи, словно открылось и тут же захлопнулось волшебное окно.

— Не видит, — прошептала женщина. — Его глаза еще спят.

И столько сожаления и тоски было в этом голосе, что Матвей едва не разрыдался. А проснувшись, с удивлением обнаружил, что глаза его наполнены влагой, будто он и в самом деле плакал.

Что ж, выходит, сон в руку? Нечто вроде предупреждения свыше? Кто такой «монарх», который начал охоту за ним? И почему и что именно он не видел во сне, так огорчив собеседниц неведомого инфарха?

Поскольку Матвей точно знал, что психика у него абсолютно здорова, в «сдвиг по фазе» он не верил — не с чего было сдвигаться, к тому же он умел возвращать себе душевное равновесие. Однако докопаться до причин странных предметных сновидений пока не удавалось. Мешал режим «инкогнито», не хватало знаний, не хватало свободы передвижения и времени. Одно было ясно: подсознание отреагировало на какое-то внешнее воздействие и мозг воспользовался той информацией, которую имел, чтобы посигналить хозяину, — сны были почти копиями тех, которые описал в своей книге Успенский.[7]

После программы новостей Матвей позвонил домой своему непосредственному начальнику — работал он в охране радиозавода, отпросился на две недели «съездить к родственникам». Потом почитал немного и лег спать.

Наутро он сделал зарядку — занимался Матвей по специальной системе, вобравшей в себя элементы сильной чигонг-о[8] и кэмпо, — позавтракал и в шесть утра был уже на первом вокзале Рязани, откуда уходил электропоезд на Москву. Взяв билет, он прогулялся по залу, вышел на перрон, радуясь хорошему утру конца июня, и вдруг заметил группу молодых людей, живо напоминавших ему вчерашний инцидент в магазине. Их было пятеро: четыре парня и девица. Одеты все с претензией на моду, однако рубашки у ребят засалены, в пятнах, как и джинсы, лохматая девица в своем красном платье-«резинке» казалась почти голой, так оно ее обтягивало. Двое парней разошлись по перрону в разные стороны, а двое оставшихся и девица подошли к девушке, которую Матвей приметил еще у кассы: она брала билет перед ним. Девушка была высокая, с тонкой талией, гибкая, с копной темных волос, рассыпавшихся по плечам, и острый глаз Матвея тотчас же оценил ее обаяние. Девушка в профиль напоминала Марию, и Матвей даже шагнул к ней, но она оглянулась, и наваждение прошло. У Марии не было таких больших глаз, зеленовато-серых, с влажным блеском, и таких точеных полных губ. Похожими были только волосы да овал лица. Незнакомку нельзя было назвать красавицей, но что-то в ней невольно привлекало взор: то ли милая улыбка, то ли сквозившая в каждом движении женственность.