Запредельный человек - [90]

Я ринулся им навстречу, замахал руками, закричал, чтобы не приближались. Дочь увидела, что я ей машу, и Мэрион не успела ее задержать — малышка вошла в прямо в дым и стала задыхаться. Я снова закричал, веля ей уходить. Она меня услышала, обернулась и наступила на край пластины, а та была под напряжением.

Я первым бросился к дочке. Подхватил ее, закричал остальным, чтобы вызвали заводского медика, а этот баран, оказалось, уехал в гольф играть. Рядом не было никого, кто бы мог помочь. Дочка не дышала, сердце не билось. Я знал, через пять минут мозг умрет...

Тогда я сделал единственное, что оставалось. У нас уже работала холодильная капсула на жидком азоте. Я отнес дочь туда и велел Фрейзеру открыть крышку вверху приемной камеры. Он принялся спорить, и я его ударил. Они там все решили, что я спятил. Тогда я сам открыл крышку и вернулся за дочкой. Мэрион держала ее на руках, не желая отпускать. Пришлось отнять ребенка силой. Я отнес дочь к капсуле, сделал укол, завернул и опустил в камеру, закрыл и врубил ток. Окошко покрылось изморозью. Не прошло и минуты, как все закончилось. Я вернулся к остальным. Они схватились за оружие, откуда-то полицейского привели. Я мог бы их всех голыми руками в лоскуты порвать, но понимал: сейчас ошибки недопустимы. Моя дочь лежала в капсуле, замороженная при шести градусах по шкале Кельвина. Однако все пропало бы, не сумей я убедить остальных, что отдаю себе полный отчет.

Я поговорил с ними. Стараясь сохранять спокойствие, объяснил: малышка умерла, и мои действия не сделали ее мертвее. Если ее не трогать, она лишь останется в прежнем своем состоянии. Пострадала она до заморозки, а выяснить, как ей помочь, дело — врачей. И пусть до тех пор она остается в капсуле.

Фрейзер первым все понял и занял мою сторону. Он был без ума был от малышки. Он всех успокоил и вывел копов с предприятия, потом вызвал кучу яйцеголовых из клиники Мейо, а я отправился домой и за неделю уничтожил годовой запас спиртного. Мэрион куда-то запропастилась. Поговаривали, будто я ее крепко поколотил. Впрочем, я думал не о жене, о ребенке.

Обо всем узнала какая-то жадная до сенсаций репортерша, и в меня вцепились газеты. Обвиняли во всем — от убийства до разграбления могил. Закон предписывал похоронить тело в течение двух дней и всякое такое.

Ну, тут я их обыграл: исследовательское крыло находилось в четырех метрах под землей. Свидетели подтвердили, что девочка не дышала и сердце не билось. Газеты еще несколько месяцев муссировали тему, но в конце концов заткнулись.

Комнату, в которой все произошло, я замуровал. Не хотел больше видеть.

Технологию мы продолжили развивать, и все заработало, как я и предсказывал. Продукты при быстрой заморозке — десять градусов ниже нуля по шкале Кельвина — хранились вечно. Разморозишь — и они свежие, будто только что заготовлены. Даже зелень, латук, картофель... все. За год мы продали больше ста лицензий. Через два прекратили их выдавать и открыли собственные заводы в сорока двух странах. Весь доход, до мелочи, я спускал на исследования. Чем больше мы узнавали, тем быстрее продвигались. Бизнес меня не волновал. Я жаждал только денег и прорыва в области медицины. Работал, словно одержимый, ждал того дня, когда медики дадут зеленый свет.

Но эта свора оказалась ушлой. Через год они сообщили, что на верном пути. Через два — что готовы к прорыву. Через пять заговорили о возможных осложнениях в механике субмолекулярной кристаллизации. Через десять, когда на исследования уходило по сотне миллионов в год, они показывали забавные фокусы с замороженными мышами, кошками, овечками, болтали о критических порогах, отношении масс оптимальной проницаемости, уровнях передачи энергии и прочей научной белиберде, с помощью которой их брат доит лоха.

Когда я потребовал выложить все наработки, они залебезили: конечно, мистер Дрейвек, обязательно, мистер Дрейвек, как скажете, мистер Дрейвек... только мы уже ни за что не отвечаем. Что мне оставалось? Я нанимал и увольнял руководителей проекта, как менеджеров бейсбольной команды, но они все кормили меня одной и той же басней: обождите еще годик, чтобы перестраховаться... Прошло еще пять лет, потом еще пять, за это время «Драко инкорпорейтед» успела стать крупнейшим в мире международным концерном. Мы занимались продуктами питания, лекарствами и сопутствующей техникой. Наши побочные предприятия по размаху превосходили многих промышленных гигантов. Правительство раз десять пыталось разрушить нас, но я к тому времени раскопал кое-что любопытное о наших политиках: их легко купить, и обходятся они до смешного дешево. А для больших шишек — тех, для кого деньги пыль, — мы нашли кое-что иное. Мои костоправы не просто таблетки бодяжили: они изобрели уловки, благодаря которым человек выглядит и ощущает себя на двадцать лет моложе. «Драко фаундейшн» вплотную занималась пересадками и регенерацией тканей. Правда, мы держали их под спудом. Технологии оставались тайной, только для своих. Кстати, врагов почти не осталось, и нас не тревожили. Я ждал, а медики по-прежнему говорили о прорыве через год, потом просили выждать еще несколько месяцев...