Запоздалый суд - [23]

— Стерлядь сегодня должна попадаться, — Вася опять про свое. Сидит за баранкой, а сам уже давно весь там, на рыбалке.

— Не загадывай, — на этот раз отзывается Федот Иванович.

Александра Петровича Масленкина они нашли на берегу укромной заводи. Отличное место для рыбалки! Сура тут, обегая небольшой островок, разделяется на два русла. В правобережный рукав, около которого они обосновались, не только пароходики — катера и то не заходят по причине мелководья, так что рыба тут, что называется, непуганая.

С приездом председателя агроном забегал, засуетился, и Федот Иванович опять с неприязнью отметил про себя: ну, что мельтешишь-то? Ты же не мальчик на побегушках, а агроном колхоза. Почтение хочешь мне, как старшему, оказать — что ж, дело хорошее. По надо же все делать в меру. Вон погляди, как Вася держится — любо-дорого, независимо, хоть и понимает, что не меньше от меня зависит… Надо будет как-то поговорить с парнем на эту тему, чтобы людям в глаза не бросалось, чтобы не болтали, что вот, мол, Михатайкин холуя себе в подручные выучил…

Местечко славное, но на большой улов Федот Иванович не рассчитывал: сеть поставили поздновато, и приманку — тоже бы надо было запустить пораньше.

Так оно и вышло. Когда агроном с помощью Васи вытащил сеть, в ней оказались две стерлядки и шесть лещей. Не густо!

— Может, отважимся разок пройти бреднем? — предложил Вася.

Все понимали, и сам Вася в том числе, что предложено это было просто так, для красного словца: вода еще очень холодная, и, чтобы лезть в нее, надо действительно иметь отвагу.

— Па уху хватит, — сказал, как резолюцию наложил, Федот Иванович.

— Эта рыбешка не стоит и того, чтобы из-за нее сеть замочили, — еще хорохорился Вася, но опять же хорохорился больше для виду, потому что первым же начал собирать и укладывать сеть.

Федот Иванович достал из машины газеты и завернул рыбу.

— Зачем жадничать? Мы же не браконьеры, — и, взвешивая на ладони сверток, добавил — И так больше трех кило будет. Хватит!

Сели в машину и тронулись по тропе, которая какое-то время шла берегом реки, а потом юркнула в старый, местами сильно изреженный, лес.

В лесу сначала ехали тележной дорогой, потом просекой в молодых посадках. Тут было еще сыровато, и Вася включил передок. Несмотря на то что на ветровое стекло постоянно навешивались ветки густого орешника, а еще и приходилось ехать не прямо, а зигзагами, Вася ориентировался — не первый раз! — хорошо, и скоро они очутились на небольшой, окруженной со всех сторон кустарником, поляне. Посреди поляны стояли две разлапистые ели, а под их сенью — стол на четырех, врытых в землю, столбиках и вокруг него — тоже на столбиках — лавки. Этот стол Федот Иванович в шутку называл банкетным. За ним он угощал стерляжьей ухой приезжавших в колхоз дорогих гостей и, может, не очень дорогих, но очень нужных ему людей. Вторые здесь бывали, пожалуй, даже почаще. Многолетний опыт подсказывал Федоту Ивановичу, что некоторые дела и делишки можно устроить за таким вот, неказистым на вид, столом куда скорее и вернее, чем за полированным председательским в его кабинете.

Шура уже успела выскрести и вымыть стол и лавки, а на краю поляны разложила костер и повесила над ним котел с водой.

— Ну, рыбаки, где ваша рыба? — весело спрашивает Шура.

— Рыба есть, вот уха когда будет, — подлаживаясь под игривый тон Шуры, отвечает Федот Иванович и подает ей намокший газетный сверток.

Шура ловко подхватывает сверток, вываливает из него рыбу в большую деревянную плошку, затем берет пустое ведро и протягивает его Васе:

— Сходи за водой. Да побыстрей!

— Айн момент, — лихо отвечает Вася.

Васе как-то пришлось побывать в заграничной туристической поездке, и он при случае любит вставлять в разговор некоторые иностранные словечки или говаривать: «И мы Европу повидали!»

Знакомым ходом Вася спускается в ближний овраг. Здесь есть специально вырытый колодец. Колодец неглубок, метра полтора — не больше, но вода в нем чистая и вкусная. Его они с Федотом Ивановичем и Ванькой Козловым вырыли еще в прошлом году. И не просто вырыли — обвели срубом и сделали крышку: и меньше заметно, и осенью листьями и ветками не засоряется. А чтобы в колодец не попадала дождевая или вешняя вода, по обеим сторонам его прокопали желоба. Вынутая земля разровнялась, расплылась, желоба заросли травой, и для стороннего человека колодчик почти незаметен.

Следом же за Васей ушел с поляны и Александр Петрович:

— Пойду дровишек посуше наберу.

Дров и так хватит, дело не в дровах. Просто он знает, что Шура сейчас, не стыдясь его, полезет с нежностями к Федоту Ивановичу, и тот тоже станет с ней заигрывать. Шура-то не стыдится, а ему видеть такое стыдно, неудобно.

Он и вообще чувствует себя на этих попойках стесненно, неловко, неприкаянно. Есть же в году праздники — вот и веселись, ешь, пей вместе со всеми, а зачем в темный лес-то забиваться?! И Федота Ивановича подвыпившего, осовелого видеть неприятно, и домой приедешь — жена недовольна: где был, с кем пил? Что был он с председателем, это можно сказать, но как скажешь, что, кроме него, была и Шура, и какой-то вовсе бы тут никчемушный Ванька Козлов? Солгать? Лгать он с детства не умеет. Хоть и бедно они жили — семеро их было у матери, отца лишились рано — но честностью и правдой никогда не поступались. Так неужто теперь надо учиться хитрить и лгать?